— Этого хотел полковник, Вася. Он мне сказал, что команду «смирно» нужно подавать везде!
— Да ну? — удивился Таманский. — Надо же, какая глупость! Ладно еще я, а вот Козолуп штаны обосрал!
И все трое захохотали.
Когда уже больше не было сил смеяться, Иван обратился к товарищам: — Ребята, не рассказывайте пока никому об этой истории! Вот уедет комиссия, тогда — пожалуйста! А сейчас это довольно опасно. Понимаете, что эти деятели могут натворить?! К тому же у тебя есть запись в книге нарушений!
— За это не волнуйся, дружище, — улыбнулся Крючков. — Я же дал ему сделать запись не в основную книгу!
— А в какую? — удивился Иван.
— Видишь ли, — заколебался Крючков, — не хотелось бы мне рассказывать такие вещи, но все равно: ты по два-три раза в месяц дежуришь по роте и рано или поздно об этом узнаешь. У нас есть еще одна книга, которая предназначается высшему начальству. Это придумал Золотухин. Раньше мы просто вырывали листы, если кто-нибудь из проверявших делал ненужную нам запись.
— А вдруг начальники догадаются? — усомнился Зайцев.
— Представь себе, за все время не было ни одного такого случая! Обычно военачальники выложат всю свою злость на бумагу и забывают об этом. А что касается проверяющего из Москвы, то какое ему дело до нашей хозяйственной роты! И, тем более что запись в книге есть! Вечером Зубов запишет туда почерком Розенфельда о принятых мерах, и все в порядке!
— Вот молодцы! — восхитился Иван. — Надо же, так умно придумать!
Таманского при этом разговоре не было: он вышел на улицу, потому как подходило время обеда.
— Рота! Стройся на обед! — заорал Крючков. Из каптерки вышел Гундарь. — Ушли проверяющие? — уныло спросил он дневального.
— Да уже десять минут! — ответил тот.
— Вот гандоны! — сказал Гундарь. — Перерыли всю каптерку! Полковник устроил целый скандал, что я храню у себя всякий хлам…
— Какой хлам? — спросил Зайцев.
— Да куски пластмассы, заготовки браслетов, всякие безделушки. Полковник долго их рассматривал и сказал, что я в рабочее время занимаюсь всякой ерундой!
— А ты? — спросил Крючков.
— А я сказал, что делаю все это в установленное распорядком дня свободное время, а в рабочее — мне некогда этим заниматься. Тогда полковник разозлился. — Какие вы наглые солдаты! — возмущался он. — Один стал учить меня уставам, а другой, видите ли, не согласен с моей критикой! — Я, конечно, успокоил его и сказал, что полностью согласен со всеми его словами. Тогда этот мудак прочитал мне лекцию о том, как надо жить и работать, пригрозив, что как только он встретится с командиром дивизии, то все ему расскажет о плохом поведении наших солдат!
— Так ты не слышал команду «смирно»? — удивился Крючков.
— Слышал, но как-то не придал значения. А что случилось? — насторожился Гундарь.
— Да так, ничего особенного, — замялся Крючков, — просто по ошибке подали команду «смирно» в туалете…
— Только и всего? — разочарованно буркнул Гундарь. — А я уже подумал, что случилось нечто интересное. Ну, ладно, — хлопнул он по плечу Зайцева, — пошли строиться на обед!
— Смотрите-ка, — задержал их Крючков, — Козолуп вылезает из уборной…
Козолуп в самом деле «вылезал». Скорчившись, покраснев, он медленно крался к тумбочке. Запахло экскрементами. Настолько сильно, что Иван почувствовал тошноту.
— Валера, я обосралси! — плачущим голосом пробормотал Козолуп. — Прямо в штаны…Иттить плохо…Не знаю, что делать!
Воины чуть не упали. Смех был настолько громкий, что услышав его, сбежались все, кто не успел выйти на улицу.
— Что такое? Что случилось? — спрашивали воины.
— Да вот, Козолуп обосрался! — с трудом выговорил трясшийся от смеха Крючков.
В ответ раздался такой хохот, что едва не распахнулась входная дверь. Больше всех смеялся Зубов.
— Ты пил из графина, Петро? — спросил он, держась обеими руками за живот.
— Пил яго. Думал, вода хорошая. А что, плохая? — пробормотал Козолуп.
Последовал новый взрыв смеха.
— Ладно, марш на улицу! — крикнул Лазерный, сумевший неимоверным усилием воли взять себя в руки.
— Пошел в баню, гандон! — сказал Крючков Козолупу. — Переоденься, помойся и сдай в стирку одежду. Но смотри, надолго не задерживайся: надо еще полы мыть!
— Так точно! Никак нет! — ответил Козолуп и с мученическим лицом покинул роту.
Смеяться уже больше не было сил!
После обеда Зайцев пришел в штаб. Потоцкий сидел на своем месте. — Ну, как, привел себя в порядок? — спросил он Ивана.