Конечно, больше всех «наград» увозили домой известные громилы. Как рассказал Зайцеву Таманский, у Выходцева на груди было пять звезд Героя, орден Победы и еще два-три каких-то ордена. Грудь самого скромного солдата — Сороки — украшал орден боевого Красного Знамени…
Таким образом, все прекрасно знали, куда уходила пластмасса, и что если «молодые» воины воровали из солдатских тумбочек зубные щетки и расчески, то делали это не для себя, а для старослужащих товарищей, которые заставляли их искать сырье для кустарных поделок. Когда же кражи прекратились, воины, не связанные с производством сувениров, посчитали, что прекратилось и кустарное творчество талантливых мастеров. Чистов, конечно, был убежден, что это его заслуга. Чуть ли не на каждом углу он останавливал своих товарищей и, бия себя кулаком в грудь, утверждал, что наконец-то он выполнил свое обещание и искоренил ротное воровство…
Однажды, накануне построения на обед, Иван зашел в каптерку к Гундарю, чтобы полюбоваться какими-либо новыми безделушками. Товарищ показал ему маленький сувенирный телевизор, макет пистолета Макарова и очередной браслет для часов, украшенный золотыми рыбками.
— Вот это здорово! — восхитился Зайцев. — Какая тонкая работа!
Гундарь покраснел от удовольствия. — Почаще заходи, я тебе не такое покажу, — улыбнулся он. — Слава Богу, сейчас пластмассы много: хватит до самого дембиля!
— Да ну? — удивился Иван. — А где же вы достаете пластмассу?
— А в ближайшей мусорке, — ответил веселым голосом каптерщик. — Здесь неподалеку располагается городская мусорная свалка. Мы посылаем туда «салаг», и они выкапывают столько пластмассы, сколько требуется!
— Да, но она же грязная?
— Ну, и что? Они вымоют все куски с мылом, а потом приносят их мне…
— Ясно, почему в роте прекратилось воровство! Ну, теперь все наши солдаты поедут домой в орденах и медалях, — подумал Зайцев.
Наступил декабрь. Стало по-настоящему холодно. Хотя периодически выпадал снег, и температура воздуха не падала ниже минуса пяти-шести градусов по Цельсию, в казарме было довольно неуютно. Из окон поддувало и для того, чтобы избавиться от постоянной дрожи, не позволявшей уснуть, нужно было набрасывать поверх тонкого суконного одеяла солдатскую шинель.
Иван приспособился спать, укутавшись с головой в одеяло. Таким способом удавалось использовать тепло дыхания для внутреннего обогрева постели.
Раньше, до службы в армии, Зайцев не мог так спать: ему не хватало воздуха. Теперь же оказалось, что холод был большим бедствием. И из двух зол пришлось выбирать меньшее. Что же касается службы, то она проходила без существенных перемен. И дежурство, и работа в продовольственной службе продолжались в прежнем темпе. Первое время Зайцев, заваленный текущими делами, не обращал никакого внимания на появившуюся в роте «молодежь». Обычно он только на вечерней поверке, услышав новую фамилию, проявлял любопытство и смотрел туда, откуда доносилось, произнесенное незнакомым голосом «Я!». Но вот однажды во время дежурства по роте ему пришлось столкнуться лицом к лицу с «молодыми» солдатами. Все четверо дневальных, назначенных в его смену, были новичками. Они оказались добросовестными и дисциплинированными ребятами. Один из них — Юра Середов — родом из Мурманска, заменил прежнего «старика» Прохоренко, воздыхателя библиотекарши Бабуриной, в качестве электрика и фотографа. Трое других работали каменщиками на очередной стройке Розенфельда. Службу они знали, опекать их не приходилось, и поэтому дежурство прошло спокойно. Из любопытства Зайцев внимательно изучил книгу со списком личного состава роты. Несмотря на то, что он несколько раз уходил к себе в штаб для оформления накладных и срочной текущей работы, все основное время нужно было проводить в казарме. А там иногда просто нечего было делать. Вот Иван и убивал время перелистыванием ротной документации, беседами с каптерщиком и дневальными. На смену уволенным воинам, как теперь узнал Зайцев, пришло довольно много «молодежи». Почти тридцать человек! А одного взяли прямо из ноябрьской партии, присланной из военкомата. Короче говоря, рядовой Козолуп не служил в учебном батальоне!
Зайцев пошел в каптерку. — Скажи, Леня, — обратился он к Гундарю, — а что, Козолуп разве не служил в «учебке»?
— Нет, — ответил каптерщик. — Видишь ли, он сапожник, а Розенфельду как раз это и требуется. И как только «папа» узнал, что в учебный батальон попал сапожник, он сразу же перетащил его сюда.