Это последний резерв республиканской армии. Когда жители Кастельона покидали город перед приходом фашистов, они писали на стенах своих домов: «Мы не хотим жить с фашизмом». Но тогда уходили в Валенсию или в Барселону. Теперь уходят в изгнание. И все-таки на всех дорогах, по всем горам, через все долины люди идут, идут, идут…
Границу переходят последние бойцы интернациональных бригад. Это те, кого не хотела принимать ни одна страна. Комитет по невмешательству добился вывода интернационалистов из республиканской Испании и оставил немцев и итальянцев у Франко. Но небольшой части интернационалистов некуда было уехать. Полгода их мучило сознание того, что они, не воюя больше, отягощают республиканский бюджет. 23 января, за три дня до падения Барселоны, к ним снова обратились. Снова вызывали добровольцев, снова все, как один, пошли в бой, в безнадежный и неравный бой, чтобы задержать врага и дать беженцам возможность перейти границу. Уже в начале февраля, ночью, мою машину остановил патруль, впервые за все эти дни. Это были интернационалисты. Проверив документы, один из них сказал мне:
— Я вас знаю. Вы приезжали к нам в бригаду. Я очень рад, что и вы остались здесь до последней минуты.
— Зачем же вы проверили мои документы? — спросил я.
— Для порядка. Мало ли что… Вы не обижайтесь. Мы всегда выполняли приказы.
Последний парад интернационалистов происходит уже на французской земле. Они проходят перед старшим командиром в четком строю, с развернутыми знаменами. Из боя они отправятся не домой, не в плен, а во французский лагерь. При этом присутствует комиссия Лиги Наций — та, что должна была проверить их вывод из Испании, — во главе с английским генералом Мольвертсом. Солдаты проходят четким шагом, знаменосцы выходят из строя и отдают знамена командиру. И старый генерал забывает, зачем он здесь, и вспоминает, что он тоже солдат. Он, не скрываясь, плачет. Остальные военные из комиссии, молча, как на похоронах, прикладывают руки к козырькам и невольно принимают почтительную позу.
Негрин останавливается в Пертюсе, еще на испанской, вернее, на ничьей земле; половина улицы — испанская, половина — французская. Он стоит у окна и смотрит, как проходят солдаты и покорно сдают французским жандармам оружие, которое он с таким трудом добывал.
И вот на мосту — фашисты. Навстречу им выходит французский пограничный офицер и пожимает руку фашистскому офицеру, и приносит ему поздравления. Это видят беженцы и республиканские солдаты, которых гонят в лагеря.
Через Порт-Боу в Сербер по туннелю еще идут солдаты армии Модесто. Фашисты задержались, они идут извилистым берегом. Прошли солдаты, прошли офицеры. Модесто отсылает адъютанта и остается один. Он долго смотрит назад. Кругом никого: республиканцев уже нет, фашистов еще нет. Модесто оборачивается, делает несколько шагов, отдает револьвер французскому жандарму…
8
СУМАСШЕДШИЙ ПЕДРО
(Рассказ)
Капитан любил народное искусство.
Отряд был сформирован в Мадриде. Когда солдаты прибыли в Андалусию и увидали белые домики, ослепительные камни и нестерпимое солнце, они бросились на поиски тени. Капитан отправился на поиски керамики.
Он нашел дом, в окнах которого была выставлена расписная посуда. У входа каменным изваянием сидел толстый крестьянин в широкополой шляпе.
— Это продается? — спросил капитан.
— Иначе зачем бы это выставлялось?
— Можно посмотреть?
Ответа не последовало. Капитан долго ходил по лавке среди тарелок и кувшинов. Хозяин не оборачивался. Капитан крикнул:
— Я хочу купить эти вещи!
— Принесите сюда.
Капитан вынес все, что отобрал. Хозяин назвал цену.
— Я хочу еще одну тарелку. Она висит на стене. Я не могу достать ее.
— Она не продается.
— Почему?
— Потому что я не хочу вставать.
— Но когда-нибудь же вы встанете.
— Только сумасшедшие работают летом.
В конце концов выяснилось, что у хозяина есть племянник, который может достать тарелку, но капитану пришлось самому разыскать его. Племянник был очень молод, молчалив и спокоен. У него были быстрые глаза и кошачьи движения.