Проезжая широкий пологий распадок, я случайно обнаружил маленькое лесное озеро. Тёмная красноватая вода мне напомнила другое озеро, очень похожее, откуда Добрыня брал воду для холодной закалки своих изделий, да и на вкус она оказалась с таким же чуть кисловатым привкусом. Сделав несколько затёсов на деревьях, я постарался хорошенько запомнить это место.
Подстрелить крупную дичь мне тоже не удалось, глухари и тетерева осторожничали и близко не подпускали, к вечеру в тороках лежали лишь два глупых рябчика, которые вряд ли оправдывали потерянные за день стрелы.
При осмотре заросшего камышом верхового болота, я приметил хорошо набитую кабанью тропу с многочисленными свежими опечатками копыт.
«А что, если устроить засаду?» - возвращаться домой с пустыми руками мне не хотелось.
Вскоре нашлось и подходящее место, возле тропы росло дерево с мощными раскидистыми сучьями. Мануя я отвёл подальше и оставил на длинном поводе, а сам уже в сумерках вернулся и залез наверх. Удалось достаточно удобно устроиться на широкой развилке, откуда, обломав мешающие ветки, я теперь мог выстрелить из лука или метнуть при случае сулицу.
С наступлением темноты по тропе прошёл матёрый секач. Луна, как назло, скрылась в облаках, зато прекрасно было слышно, как он не спеша переставляет свои ноги, обнюхивает траву и корни по сторонам и, иногда, похрюкивая, раскапывает в земле что то съедобное. Убить стрелой такого зверя очень трудно, и я, даже днём, не рискнул бы напасть на него без мощного копья.
Ночь оказалась прохладной, чтобы согреться, мне приходилось время от времени напрягать все мышцы, двигать руками и ногами, но всё равно к утру я основательно продрог. Время от времени с разных концов леса доносились звуки кормящихся кабанов, но на тропе было тихо. Перед рассветом под деревом прошло целое стадо свиней с маленькими поросятами. В сером сумраке матки чёрными тенями величаво двигались по земле, иногда останавливаясь и осматриваясь, а поросята полосатыми комочками носились вокруг, поднимая ужасный шум своим визгом и хрюканьем. С тоской проводив их глазами, я продолжал ждать более подходящую добычу.
Разгоралась алая заря, когда со стороны болота снова послышался шум, небольшое стадо годовалых подсвинков покидало место кормёжки. Рассыпавшись вдоль тропы, они с бойким хрюканьем двигались вперёд, не подозревая об опасности. Выцелив самого упитанного, я спустил стрелу. Выстрел оказался удачным, сделав пару шагов, подсвинок с жалобным визгом завалился на бок. Замерев на мгновение, остальные бросились врассыпную, но мне удалось метким броском копья свалить ещё одного.
- Ур-ра!! - радостным кличем я приветствовал свою удачу и спустился с дерева, с такой добычей уже не стыдно возвращаться домой.
Теперь ничто не отвлекало от главной цели, которая привела меня в эти края. Все мои мысли сосредоточились на одном - выковать харалужные клинки. С утра до вечера мы с Белотой возились в кузнице, протягивали прутки из разного железа, собирали, скручивали и проковывали косички. Очень пригодились железная крица с Рифейских4 гор, припасённая запасливым Буслаем, очищенный от шлаков металл оказался очень хорош для варки оцела.. Вдобавок, у старого кузнеца нашлось несколько слитков разного уклада, так что нам хватило железа, чтобы ковать сразу два меча. Знакомая ещё с Липок работа захватила меня, если первый меч мы ковали вместе с Белотой, то второй я делал уже самостоятельно или с Юрасом, желая полностью закрепить урок, и заодно поберечь покалеченную руку старика.
Добрыня, первый мой учитель, ценил и экономил металл, не жалел времени на устранение дефекта в заготовках. Белота, в отличие от него, был менее терпелив, при малейшем подозрении отбрасывал в сторону негодный пруток или косичку и довольно бесцеремонно обращался с горячим железом. Оба мастера использовали одни и те же приёмы и способы обработки металла, просто характер каждого старика определял и манеру его работы. Для меня не составило большого труда приноровиться к новому учителю, уже через пару дней мы понимали друг друга с полуслова.