Матвею Меховскому, как нам уже приходилось отмечать, принадлежит свидетельство, что «в русских церквах при богослужении читают и поют на сербском, то есть славянском языке»[5] и что «и в Новгороде, Пскове, Полоцке и затем к югу за Киев живут все русские, говорят по-русски и по-славянски, держатся греческого обряда и подчиняются патриарху Константинопольскому» (Матвей Меховский, 1936, с. 98, 109, 175, 185—186)[6]. Речь идет, таким образом, о единстве русского языка на всей восточнославянской этнической территории и о единстве русского языка в Московской Руси. Это подтверждается другими заявлениями Матвея Меховского в том же его «Трактате». Он писал: «Московия — страна весьма обширная в длину и ширину… и речь там повсюду русская или славянская» и повторял это, обращаясь к читателю в завершающем его книгу трактате о Московии: «Знай…, что в Московии одна речь и один язык, именно русский или славянский, во всех сатрапиях и княжествах» (там же, с. 116, 192).
Таким образом, Матвей Меховский различал «сербский», т. е. церковнославянский язык, принятый в церквах, и русский, «или славянский», распространенный в Московии (in Moskouia, т. е. на Руси Великой) и в Руссии (in Rutenia, т. е. Руси Малой и Белой).
Другой хронист и наблюдатель современной ему русской жизни, панский посланник Антонио Поссевино в своем трактате «Московия», созданном в 1582—1583 годах, постоянно пишет о двух Россиях, находящихся под влиянием московского царя или короля польского. Так, завершая рассуждение о том, «на что нужно обратить внимание при снаряжении посольства от Апостольского Престола… в Московию», Поссевино заявляет: «Таким образом светоч веры будет передан лучшим, и тот, кто искренне жаждет славы Христовой, внесет католическую религию в обе России, и ту, что у польского короля, и ту, что у московского князя» (Поссевино, 1983, с. 68). Это положение находим и в других местах трактата: «Таким путем это („Диплом“ Флорентийского собора 1439 г. — Н. Т.) с Божьей помощью сможет дойти до той части России, которая принадлежит польскому королю, и до той, что принадлежит великому князю московскому» (там же, с. 22), или: «Если бы мы… продолжали дело упорно и постоянно, и позаботились, чтобы Россия, которая принадлежит Польскому королевству, впитала католическую веру…, мы имели бы уже как бы очень крепкое орудие, которое смогло бы применяться для покорения московской схизмы. Однако мы выпустили из рук эту часть России» (там же, с. 35), или: «Некоторые русские князья… с распростертыми объятиями примут благость Святого Престола. Когда мы ехали через королевскую Русь в Московию, некоторые знатные люди, отставшие от своей схизмы, доверительно говорили с нами», или: «Киев — область Руси под властью польского короля» (там же, с. 39). Поссевино известны понятия и термины «Белая Русь» и «Червонная Русь», но терминов «Малая» и «Великая Русь» он не употреблял. Так, он писал: «Когда я был в Белой Руси, мне рассказывали, что в той местности, которая зовется Червонной Русью и которая, так же как и Белая, подчинена польскому королю, в Дорогобуже есть колодец с соленой водой» (там же, с. 30).
В своих сочинениях «Московия», «Московское посольство» и «Ливония» (написаны в 1582—1583 гг.) посол Римского первосвященника не дал обзора славянских стран и народов, перечисления славянских народов, что объясняется, видимо, жанром его сочинений, написанных искусно и умело, с литературным блеском, но являющихся своеобразным отчетом о своих действиях в Московском государстве и инструкцией для будущих посольств в далекую от Италии и центральной Европы и могучую страну. Поссевино использовал в своей работе множество источников и сочинения своих предшественников[7], но в то же время старался не повторяться, не писать об известном, и потому его труды живы и оригинальны, потому, видимо, в его трудах нет специального раздела о языках и народах славянских. Тем не менее он касается этого вопроса, и мы снова предлагаем подборку цитат, посвященных этой теме. Обращаясь к проблеме церковного языка, Поссевино пишет: «Что касается богослужения и исполнения церковных обрядов, то все это делается на славянском, или скорее, на русском языке, а он почти таков, как язык, принятый у русских подданных польского короля. Все книги они сами переписывают, но не печатают, исключая то, что печатается на станке для самого князя в городке, который называется Александровской слободой, где у государя есть типография» (Поссевино, 1983, с. 27). Несколько далее он пишет о мнении своего предшественника — итальянского путешественника в Московию: «А то, что написал в своих „Записках о Московии“ Джовио, именно, что среди этого народа распространены сочинения четырех ученых латинской церкви и других отцов церкви, переведенные на русский язык (он думал, что последний сходен со славянским), этого еще не удалось пока узнать, хотя я тщательно об этом расспрашивал. … О них, по-видимому, не слыхали даже те из великокняжеского двора, которые обычно составляют окружение государя» (там же). В сочинении «Московское посольство», возникшем из донесения Поссевино генералу Иезуитского ордена и заметок его спутника Джовани Паоло Кампани, сообщается, что «в Московии нет ни одной гимназии, в которой юношество обучалось бы свободным наукам, также нет и ученых богословов, которые просвещали бы народ проповедями. У московитов чрезвычайно ученым считается тот, кто знает славянские буквы. … У них есть много греческих и латинских сочинений Отцов церкви в переводе на русский язык: сочинения папы Григория, причисленного к святым, Василия Великого, Хризостома, Дамаскина и других, гомилии которых в наиболее торжественные праздники читаются народу с амвона» (там же, с. 209).
5
В статье «Старинные представления…» (см. Толстой, 1976; наст. изд., с. 148—173) нами пояснялось, что на Руси в XVI—XVII вв. под термином «сербский» понималось не только ‛сербский’, но и ‛южнославянский’, ‛южнославянского происхождения’ применительно к языку и этносу, притом преимущественно к книжному языку. Высказывание Матвея Меховского, что «в русских церквах при богослужении читают и поют на сербском, то есть славянском языке» (In ecclesiis Rutenorum lingua Seruiorum quae est Slauonica, divina celebrant, legunt et cantat — Матвей Меховский, 1936, с. 175), Б. А. Успенский ошибочно отнес в своей книге в раздел «Языковая ситуация Московской Руси», а не в раздел «Языковая ситуация Юго-Западной (Литовской) Руси», что было бы правильней, хотя, конечно, в рассматриваемом нами плане положение было одинаковым в двух близкородственных культурных ареалах (См.: Успенский, 1987, с. 244). При определении места вышеприведенной цитаты следовало обратить внимание на указание Матвея Меховского: In ecclesiis Rutenorum (с. 175), а не Moshouitarum. Кроме того, контекст в целом показывает, что речь идет о такой ситуации, которая была возможна на Западной Руси, а не на Руси Московской: «В русских церквах при богослужении читают и поют на сербском, то есть славянском языке; в армянских церквах — на армянском языке; в иудейских синагогах молятся на еврейском языке. Христиане же римского обряда поют, молятся и читают на латинском языке» (Матвей Меховский, 1936, с. 98).
6
При оценке всей литературно-языковой и исторической ситуации в «двух Сарматиях», т. е. в Восточной Европе, следует учитывать, что Брестская уния осуществилась лишь в конце XVI в., в 1596 г., а установление патриаршества в России было при царе Федоре Ивановиче в 1589 г. До этого православная Западная и Восточная (Московская) Русь были под эгидой, в последние два века почти номинальной, патриарха Константинопольского. Культурно-языковые и религиозные процессы, институты и отношения, описываемые Матвеем Меховским и Антонио Поссевино, относятся ко времени до упомянутых событий.
7
Поссевино знал труды Герберштейна, Гваньини, Кобенцеля, Джовио, Кампензе, пользовался донесениями послов, выписками из архивов и другими источниками. Самый значительный труд — «Записки о московитских делах» Сигизмунда Герберштейна впервые вышел в свет по-латыни в Вене в 1549 году. Уже в следующем 1550 году появился итальянский перевод книги, изданный в Венеции, затем следовали латинские издания 1551 и 1556 гг. (в Базеле), немецкое в Вене 1557 г. и многие другие.