— Значит, ваш сын ничего не знает?
— Увы, — сказала Матильда Константиновна. — И что ему теперь ответить?
Светлана слушала их разговор рассеянно, словно речь шла о чем-то постороннем.
Когда мать вышла, она бросилась к Алеше:
— Ну, поцелуйте меня, Алексей Михайлович! Поцелуйте же! Я требую!
Он резко отстранился.
— Я же люблю вас! — шептала Светлана. — Сразу, как вы появились… Я поняла, что всю жизнь ждала вас, только вас.
Она, казалось, была сама непосредственность и беззаботность.
— Я поеду за вами куда угодно, хоть на край света! — шептала она.
Алеша сказал серьезно:
— А мы сегодня или завтра уезжаем…
XXXII
Настала весна, буйная, как все на юге. Зазеленели озимые, покрылись листвой деревья, пошла в рост бархатистая трава. Крестьяне в этих местах работали на полях, в садах и огородах, несмотря на оккупацию. Даже виноградники здесь сохранились.
26 марта войска их фронта вышли к государственной границе. Не там, где Горсков начинал свою службу, а южнее. Каменец-Подольск, Долина, Куты оставались где-то в стороне, а теперь позади были Южный Буг и Днестр, впереди Прут.
20 августа, после артподготовки, фронт снова двинулся. 21 августа пали Яссы.
В тот же вечер Сталин прислал директиву: «Сейчас главная задача войск 2-го и 3-го Украинских фронтов состоит в том, чтобы объединенными усилиями двух фронтов быстрее замкнуть кольцо окружения противника в районе Хуши, после чего сужать это кольцо с целью уничтожения или пленения кишиневской группировки противника. Ставка требует основные силы и средства обоих фронтов привлечь для выполнения этой главнейшей задачи, не отвлекая сил для решения других задач. Успешное решение разгрома кишиневской группировки противника откроет нам дорогу к основным экономическим и политическим центрам Румынии… Вы имеете все возможности для успешного решения указанной задачи, и вы должны эту задачу решить».
В огромном котле оказались пять немецких армейских корпусов. Группировка была разгромлена. 24 августа войска 3-го Украинского фронта вошли в Кишинев, а передовые части 2-го Украинского фронта вышли на ближние подступы к Бухаресту. А в сентябре они были уже на границах Югославии и Венгрии.
Особенно трудные бои шли за Дебрецен и Ньиредьхазу. Прорвав после короткой артиллерийской и авиационной подготовки оборону противника, фронт продвинулся на восемьдесят — сто километров и вышел в район Каргаца. Однако возле города Орадя наши части остановились. Казалось, немцы и венгры стояли насмерть. Второй эшелон, в котором находился трибунал, попал под сильный артиллерийский и минометный огонь. Слева и справа показались немцы и венгры.
Серов дал команду занять круговую оборону.
Горсков лежал в ложбинке за естественным укрытием рядом с Серовым и вел прицельный огонь из автомата.
Когда немцы и венгры приближались, в ход шли гранаты.
Так было тринадцатого, четырнадцатого и пятнадцатого октября. Бои шли днем и ночью. Некогда было даже поесть. Спали урывками, по два-три часа в сутки. Противник пытался вывести из-под удара 8-ю немецкую, 1-ю и 2-ю венгерские армии и сопротивлялся отчаянно.
Шестнадцатого октября венгры под прикрытием немцев пошли в атаку. Из глубины обороны ударили минометы. Первым взлетел их трофейный «мерседес-бенц», спрятанный в кустарнике. Слава богу, что архив был не в нем, а в новом газике, полученном месяц назад.
— К бою! — крикнул Серов.
Полетели гранаты.
Венгры чуть замешкались, отступили.
Вроде настала тишина. Передых.
Вечер и ночь прошли спокойно. Но наутро на их позиции пошли немцы с остатками венгров.
Из глубины обороны ударила самоходка «фердинанд».
Через несколько минут она уже вылезла из-за окраинных домиков селения и направилась к позициям трибунальцев, вздрагивая при каждом выстреле.
— Можно, товарищ майор? — перед Серовым вырос Володя. — Я ее гранатами!
Серов переглянулся с Истоминым и Вязовым.
— Давай, Володя, выручай!
Володя схватил в правую руку три гранаты и вывалился из-за укрытия, пополз вперед. Немецко-венгерская цепь, словно по заказу, разорвалась, пропуская вперед «фердинанда».
Самоходка была в нескольких метрах от Володи, когда он вскочил на ноги и с силой бросил гранаты.
«Фердинанд» остановился, но Володя тут же упал.
Ранен или упал умышленно?
Немцы и венгры, увидев горящую самоходку, стали отползать назад.
Володя не вставал.
— Я сбегаю, Виктор Степанович? — попросил Горсков.
— Подождите, Алексей Михайлович! — буркнул Серов.
Самоходка продолжала гореть.
Открылся люк, и из него выскочили три фигуры в дымящихся комбинезонах.
Горсков автоматной очередью уложил их.
Немцы и венгры уже отползли к селению.
Виктор Степанович! — опять попросил Горсков.
— Ну ладно, давайте, — согласился тот.
Алеша полез, оставив свои гранаты и бутылки.
Метр, пять, двенадцать.
Вот и Володя.
Он лежал лицом вниз, прошитый автоматной очередью.
— Володя! — тронул его Горсков и осекся.
Володино лицо с широко открытыми глазами замерло. По шее текла кровь.
Взвалив Володю на себя, Алеша пополз обратно.
— Вот… Все… — тяжело дыша, сказал он, вернувшись к своим.
Все сняли шапки.
Могилу вырыли на пригорке, в кустах, рядом с машиной.
Никто ничего не говорил.
Только Серов, когда Володю уже положили в могилу, сказал как-то неестественно тихо.
— Парень был…
Ни в этот, ни в следующий день немцы и венгры их не беспокоили.
Девятнадцатого приехал из штаба дивизии посыльный и привез приказ перебазироваться вперед.
Теперь в их хозяйстве остались газик и три мотоцикла. С помощью Володи теперь все стали водителями.
Через три часа они были уже в местечке Деречке, южнее Дебрецена. Разместились основательно в домах. Гражданского населения здесь не было.
А уже утром снова в путь — в только что взятый Дебрецен.
Город еще дымился и лежал в развалинах. Отступая, немцы взорвали многие дома, мельницу, вагоноремонтный завод. Горели склады.
Трибунальцы заняли первый этаж школы. Второй был разрушен.
Город был забит нашими войсками, техникой, лошадьми.
Играли гармошки, аккордеоны, баяны. Дымили походные кухни.
После ужина Горсков и Федотов решили пройтись по городу.
Уже стемнело. Они миновали несколько улиц и вышли на площадь к мрачному зданию костела.
На площади горели костры. Стояли распряженные тачанки, видимо из конно-механизированного корпуса. Возле одного из домов — танк «ИС» и три «тридцатьчетверки».
На танке стоял капитан и читал собравшимся вокруг красноармейцам и командирам какой-то документ.
— «Чувство мести к врагу мы должны обрушить на головы подлинных виновников этой кровопролитной войны… Нельзя смешивать дважды порабощенное немецким и венгерским фашизмом трудящееся население Венгрии с преступным венгерским правительством…»
— На нас работает! — пошутил Алеша.
Никто, казалось, не заметил, как в хмуром октябрьском небе тяжело проплыл самолет.
Площадь вздрогнула, три бомбы одна за другой грохнули с неба. Раздались крики, ржанье взметнувшихся лошадей.
Федотов отлетел куда-то в сторону, а Алеша почувствовал острую боль в правой руке и упал на брусчатку.