— Я от Никаноровны.
— Понятно, понятно, — сказал Семенов. — Сейчас. Паспорт?
Она протянула свой паспорт.
Думал Семенов долго, спросил только про образование и опять молчал.
— Пожалуй, так, — произнес он наконец. — Образование у вас хорошее. И работу я вам предложу, мне кажется, не плохую. Писать умеете?
— Писать? — не поняла Лиза. — Вроде…
— Я не о том. Немецкое командование собирается начать выпуск газеты «Русский голос» для населения. На базе типографии «Ленинского пути», что ли, благо она сохранилась хорошо…
— Да вы что! — «С ума сошли?» — чуть не сорвалось у Лизы. — Чтобы я в этом, — она не сказала «грязном», — листке!..
— Не кипятитесь! Не кипятитесь! — успокоил Семенов. — Наши люди, вы понимаете, я подчеркиваю «наши», всюду нужны. Наконец, есть дисциплина.
— Чья дисциплина? — опять не выдержала Лиза.
— Наша, — Семенов выразительно посмотрел на нее и еще раз повторил — Наша!
— Я не умею работать в газете, — сказала Лиза.
— Ничего, научитесь. Думаю, — поправился он, — должны научиться. Стенгазету в институте не выпускали?
— Да. Даже редактором была.
— Вот и прекрасно. Эта работа не будет особенно отличаться. А я доложу о вас, что вы работали в многотиражке. Поддерживайте эту версию.
И все же Лиза сникла. Семенов продолжал объяснять.
— Шеф-редактором газеты назначен господин Штольцман из прибалтийских немцев. Его заместителем господин Евдокимов… Он здешний. Не знаю, кем и где он работал, но здешний. Как вы понимаете, это не мои кадры. А вы и Александра Васильевна Жукова — студентка университета — будете сотрудниками. Жукова действительно сотрудничала в университетской многотиражке. Ну, плюс, конечно, корректура, работники типографии. Эти все уже подобраны…
Семенова позвали в соседний кабинет. Он извинился:
— Я сейчас.
Лиза осмотрелась. В большой комнате стояло шесть столов, и у каждого толпились по нескольку человек. Стол Семенова был самый громоздкий, и она сидела возле него одна.
«Наверное, Семенов какой-то начальник», — подумала Лиза.
Скоро он вернулся.
— Понимаете ли, Елизавета… — он заглянул в паспорт, — Павловна, есть масса блистательных возможностей делать хорошую, нужную людям работу. Но прошу вас и Александру Васильевну об одном: не зарываться! Александре Васильевне, впрочем, я это уже сказал. Итак, как говорится, с богом! Завтра же выходите на работу. Адрес, надеюсь, знаете. Немцы люди аккуратные. Не опаздывайте. В восемь ноль-ноль.
Так она попала тогда в «Русский голос».
Вернувшись из Москвы, Елизавета Павловна появилась в исполкоме чуть свет. Секретарши еще в приемной не было, но в кабинете она услышала голос Евгения Кузьмича. Он говорил по телефону.
Она приоткрыла дверь.
— Заходите, заходите, — кивнул Евгений Кузьмич и, закончив телефонный разговор, попросил — Ну, выкладывайте, как там ваш кубинец!
— Вы что-то рано, — сказала Елизавета Павловна.
— Да у нас сегодня жилищная комиссия, — объяснил председатель. — Дел завал! Ну так как?
Елизавета Павловна рассказала про Москву, не упустила ни невестку, ни внучку, и, конечно, больше всего про Игоря.
Под конец, засмущавшись, сообщила о просьбе сына и невестки:
— Не знаю, может, и не права я, но не согласилась.
— И правильно сделали, — поддержал ее Евгений Кузьмич. — И потом, как же мы без вас?
Уже выходя из кабинета председателя, Елизавета Павловна вспомнила:
— Да, Евгений Кузьмич, пролив из восьми букв, первая «л»?
— Лаперуза, — засмеялся Евгений Кузьмич. — Как, годится?
— Ой, точно, — обрадовалась Елизавета Павловна…
Наутро Лиза пришла в редакцию «Русского голоса». На месте был только Евдокимов, мерзкий тип лет пятидесяти с торчащими, как у африканского слона, ушами и лысым черепом. Он, кажется, с не меньшим презрением посмотрел на Лизу, чем она на него. Потом показалась Александра Васильевна, которую Лиза сразу стала называть Шурой, и, наконец, последним появился господин Штольцман, высокий, подтянутый, в немецкой форме.
Он пригласил всех на совещание и долго, нудно, с чисто немецкой дотошностью говорил о газете, о ее задачах, о возможных каналах распространения.
В заключение сказал:
— Первый номер мы должны выпустить через три дня.
По-русски он говорил безупречно.
И хотя номер этот на две трети состоял из официальных немецких материалов — победных сводок, перевода речи Геббельса, распоряжений местных властей, — Лизе и Шуре пришлось немало побегать по городу.
Требовалась краткая информация о восстановительных работах на трамвайной линии, об очистке улиц, о налаживании торговли, беседы с людьми, прославляющими освободителей.
Лиза чувствовала и понимала, что Шура свой человек и ей можно доверять, но сохраняла осторожность. Поэтому, когда у нее родилась мысль, связанная с ТЭЦ, она не стала делиться с Шурой, а пошла прямо к Штольцману.
— Господин Штольцман, — сказала она, — вы сами знаете, как у нас трудно обстоит дело с местной информацией. Вот я и подумала: сейчас задача номер один — пуск ТЭЦ. Может, я с ходу туда и соберу материал?
Штольцман вроде с интересом посмотрел на Лизу.
— Хорошо, я посоветуюсь, — ответил он.
На следующее утро он передал Лизе специальный пропуск.
— И постарайтесь взять несколько интервью, — посмотрев на нее сверху вниз, брезгливо бросил он.
Лиза была уже и не рада своей затее. Она знала смысл слова «интервью», но как его «брать» не имела никакого представления. Да и потом, она же горбатая! Защемило давней тоскою сердце — как она, такая маленькая, уродливая, будет общаться с людьми! Станет ли кто с нею разговаривать серьезно! В этот момент Лиза снова пожалела, что тогда растерялась и не сумела убедить Семенова не направлять ее на работу в «Русский голос». Да разве с ее характером, с ее внешностью, с ее замкнутостью заниматься газетным делом?
Долго, волнуясь, выспрашивала она у Шуры, как «брать» интервью, как вести себя, что говорить? Шура сама толком не знала, как это делается…
Потом все-таки отправилась на ТЭЦ. Шла медленно, с трудом поднимая ноги от земли: что ждет ее там? На ТЭЦ Лиза пробыла почти три часа. И, кажется, сумела взять ненавистные интервью: одно — у немца-наладчика, другое — у русского. Правда, разговаривали с ней нехотя и как-то снисходительно, словно с ребенком, задающим в неподходящий момент пустые вопросы…
Но она узнала главное — пуск ТЭЦ намечен на десятое октября.
Информация ее прошла в номер, который вышел на следующий день.
Удивительная эта была газета «Русский голос».
С одной стороны, она как бы заигрывала и сюсюкала со своими читателями. А с другой — всячески запугивала их сообщениями о репрессиях и расстрелах, глупо-восторженными сводками и цитатами из речей Гитлера, Геббельса, Риббентропа и Геринга. Были информации о переименовании улиц и площадей. Площадь Революции стала площадью Гитлера. Проспект Сталина — проспектом Гинденбурга. Проспект Ленина — проспектом Кайзера. Улицы Салтыкова-Щедрина — Берлинской, Красина — Одерской, Колхозная — Дрезденской. Переулок Короленко — переулком Шпрее. Сосновский — Зигфрида… Русские названия вытравлялись, но, чтобы сообщить новые, приходилось называть старые.
Через несколько дней Лиза, теперь уже с благодарностью к Семенову, поняла, что у работы в «Русском голосе» есть несколько неоспоримых преимуществ… Во-первых, эту газетку почти никто не читал, несмотря на все старания немцев. Во-вторых, режим в редакции был относительно вольным. И уж раз она могла свободно ходить по городу и даже побывать на ТЭЦ, то и впредь надо не упускать подобных возможностей. Наконец, в редакции был радиоприемник, по которому днем Штольцман и Евдокимов слушали Берлин, а вечером Лиза и Шура — Москву. Правда, сводки были удручающие, но все же спокойный, уверенный, родной голос диктора вселял надежды.