А у Шуры, несмотря на предупреждение Семенова, все время рождались отчаянные, порою сумасбродные планы диверсионных акций. То она хотела так построить очередную информацию, чтобы заглавные буквы ее слагались в слово «Россия». То придумывала антисоветскую карикатуру на манер загадочной картинки, перевернув которую можно было прочитать «Гитлер — капут». То еще что-то в таком духе.
Лиза тоже старалась что-то придумать и однажды пришла к Штольцману (Евдокимова она старалась избегать).
— Вот, посмотрите, может быть, годится для газеты?
— Что это? — на лице Штольцмана появилось обычное, когда он видел Лизу, выражение скуки и досады.
— Кроссворд, — Лиза вся внутренне сжалась. — Для привлечения читателей.
Штольцман покрутил кроссворд и так и эдак.
Сказал:
— Заполните мне квадратики.
Лиза заполнила, принесла шефу.
— Горький, Аксаков, Мазепа, Языков, Толстой, Достоевский, Гоголь, Нос, Апухтин, Надсон, Есенин, — вслух читал шеф-редактор. — Почему одни русские имена?
— Но ведь у нас газета для русских читателей, — пояснила Лиза.
— Да-да, — протянул Штольцман. — Вы считаете, что это может привлечь читателей?
— Мне кажется, что да.
— Пожалуй, — согласился Штольцман и поставил визу.
«Ну уж второй я тебе такой придумаю!» — обрадовалась Лиза.
Первый кроссворд прошел без приключений. Шеф-редактора где-то даже похвалили за выдумку. Или он сам так подал себя.
В типографии машину-американку крутили руками. Электричества еще не было. Крутили все — и рабочие, и корректоры, и Лиза, и Шура, и для вида даже Штольцман с Евдокимовым.
— Давай песок в машину подсыплем? — шепотом предлагала Шура.
— Ты вспомни, что тебе говорил Семенов, не зарываться, — охлаждала ее пыл Лиза.
Тираж газеты — тысяча экземпляров, — конечно, из-за кроссвордов не повысился, но Лиза с энтузиазмом сочиняла следующий, на сей раз целиком иностранный. «Вы сжигаете книги Гейне, а я вам и Гейне подсуну», — думала Лиза.
Этот кроссворд получился интересней. Гёте, Вагнер, Гофман, Клейст, Валькирия, Гейне, Гауптман, Гримм…
— Кто такой Клейст? Не знаю, — спросил шеф-редактор.
— Драматург и новеллист девятнадцатого века.
Штольцман завизировал.
Третий кроссворд Лиза сделала географическим, из названий немецких городов, связанных с революционными событиями. Шеф-редактор завизировал его, ни о чем не подозревая.
Кроссворды стали появляться часто.
В назначенный день под предлогом сбора информации Лиза отправилась на улицу Салтыкова-Щедрина. Никаноровна ее уже ждала.
Погода была промозглая, мерзкая. Несколько раз выпадал снег, но быстро таял. Улицы были заполнены мусором, обрывками объявлений и газет, блестели малыми и большими лужами. По Салтыкова-Щедрина тянулись немецкие обозы с мешками и ящиками. Проехала колонна мотоциклистов с броневичками во главе. За ней опять обоз. Лошади, как на подбор, рыжие, могучие, с розовато-белыми мордами.
— Знаю, работаешь? — спросила Никаноровна.
— Да.
— Довольна?
— Ну как вам сказать…
— Ничего, ничего, дело нужное. Как с ТЭЦ?
— Десятого октября.
— Точно?
— Перепроверяла. Даже в газете у нас писали.
— Ты бы хоть газетку свою принесла.
— Не догадалась.
— Теперь постарайся почаще бывать на вокзале или в районе его, — сказала Никаноровна. — Смотри за приходящими эшелонами. Это — раз. За проходящими мимо. Это — два. А встретимся с тобой, как и всегда, здесь же.
Они расстались.
Десятого октября ТЭЦ действительно дала ток.
А в ночь на одиннадцатое город потряс взрыв.
Лиза вскочила с постели: «Неужели ТЭЦ? Но сколько же туда надо было доставить взрывчатки и как? Явно в городе подпольщики!»
До утра она уже не спала. Чуть свет побежала задними улицами к ТЭЦ. Еще издали увидела — развалины.
Днем солдаты ставили на центральной площади новые виселицы. Через час на трех из них висело девять человек. После работы Лиза подошла поближе. Среди них узнала того старичка, с которым вместе недавно шли с ТЭЦ. На груди каждого — дощечка с надписью: «Бандит».
Никогда Елизавета Павловна не лгала никому. И Игорю, конечно. Но существовала в ее жизни тайна, из-за которой ей лгать приходилось. Но это была святая ложь.
Когда Игорю исполнилось шестнадцать лет (он учился в восьмом классе), настала пора получать паспорт.
Скрепя сердце Елизавета Павловна достала его свидетельство о рождении.
Игорь никогда не спрашивал об отце. То ли не хотел беспокоить мать, поскольку сама она молчала, то ли просто чувствовал, что этот вопрос задавать не надо.
А тут в графе «отец» увидел прочерк и, чуть заикаясь, сказал:
— Ты никогда не говорила, мама, об этом… Но что, у меня действительно нет отца?
«Он погиб», — хотела ответить Елизавета Павловна, но что-то остановило ее.
И она устало, стараясь смотреть ему в глаза, произнесла:
— Считай, Игорек, что у тебя отца нет.
— А почему я Венедиктович? — спросил Игорь.
— Так, был один очень хороший человек.
Это был первый и последний их разговор об отце.
Странное дело: Штольцман был немцем, Евдокимов — русским, но оба они одинаково ненавидели Россию и русских людей. И к делу своему — «Русскому голосу» — относились с полным безразличием.
Лиза замечала, что немецкие, даже официальные, материалы плохо переводятся на русский.
Сказала об этом Штольцману.
— Ну и что? — сказал Штольцман. — Смысл не искажается?
— Кажется, нет.
— А остальное ерунда.
По предложению Евдокимова для местных материалов отвели конец газеты, низ четвертой полосы.
Все публиковалось здесь в подбор, без всякого смысла.
«Для нужд немецкой армии принимаются шкуры крупного рогатого скота, волос, меха, пенька. Оплата продуктами. Адрес…»
«При большевиках я жил плохо. С приходом немецкой армии вздохнул свободно. Я работаю и получаю продовольственную карточку. Призываю всех горожан поддерживать новый порядок. Рабочий Месячкин».
«Производится сбор теплых мужских вещей, а именно свитеров, варежек, носков, нижнего белья, валенок в обмен на продукты. Адрес…»
«За диверсию на городской ТЭЦ привлечены к ответственности и казнены путем повешения девять граждан, а именно…»
«Более двухсот добровольцев вышли расчищать улицы и площади города от снега. Бургомистр г-н Платонов А. А. выразил благодарность всем работникам и наградил их подарками».
И все в таком духе.
Каждую свободную минуту Лиза ходила к вокзалу, иногда чуть дальше — к сортировочной. Она считала эшелоны, и разгружающиеся и проходящие мимо. Большая часть эшелонов шла на восток. Она старалась запомнить все, а вечером эти данные переносила на бумагу.
У Лизы был теперь пропуск — «аусвайс» — даже с правом хождения во время комендантского часа. Но этим Лиза не пользовалась.
После взрыва ТЭЦ в городе каждую ночь проходили облавы, на стенах домов появились новые страшные приказы коменданта и бургомистра Платонова, улицы постоянно патрулировались.
Как условились, к трем часам Лиза направилась на встречу с Никаноровной. Утром она успела засечь еще три эшелона — один разгружающийся, с лошадьми и походными кухнями на сортировочной, и два прошедших, с танками и зенитными орудиями.
В три Никаноровны на месте не оказалось. Не появилась она и в половине четвертого. И в четыре.
Лиза забеспокоилась, к тому же по улице уже несколько раз прошел патруль, и решила вернуться в редакцию.
Ночью спала плохо. На следующий день на всякий случай опять появилась в три часа на условленном месте, но Никаноровны по-прежнему не было.