Поскольку добавленная стоимость изымалась государством централизованно, то вторым торговым регулятором был дефицит. Госплан мог выйти на понимание отраслевого потребления — подсчитать, сколько надо гражданину сапог, а металлургическому заводу руды в среднем в год. Однако Госснаб не мог выстроить такую же стройную систему, как Госплан. Дефицит был не просто бичом советской экономики, он был главным регулятором потребительского рынка. Так как социализм существовал только в рамках идеологии, а отменить деньги как средство платежа большевики не смогли или не сумели, то в СССР сформировался специфический потребительский рынок, не похожий ни на какие рынки Западной Европы, Евроатлантики или Азии. Потребительский рынок СССР существовал в параллельной экономической реальности и был скорее обузой государству.
Итак, в советской экономике существовали три параллельные торгово-финансовые реальности.
Реальность наличного рубля, в которой и существовал потребительский рынок, где боролись не на жизнь, а на смерть граждане за доступ к финским сапогам, телячьей вырезке, зеленому горошку и путевке в ГДР. Обороты в торгово-финансовой реальности наличного рубля исчислялись сотнями, тысячами и редко десятками тысяч рублей. Миллионеры, конечно же, в СССР были, но так как не было частной собственности на средства производства, то у населения был только личный капитал, который можно потратить на личные нужды, купить дефицитный холодильник или «Жигули» и подняться вверх по потребительской лестнице, но который невозможно пустить в дело. В торгово-финансовой реальности наличного рубля личный капитал не мог стать капиталом частным. Таким образом, государство изымало добавленную стоимость, ограничивая право частной собственности. Государство сохраняло статус монопольного экономического игрока, предоставляя гражданам право тратить личный капитал на потребительском рынке, однако не давало возможности зародиться капиталистическим отношениям среди граждан. Эксплуатация человека человеком была невозможна в рамках государственной экономики. Например, государство назначает одного гражданина руководить другим гражданином внутри государственного предприятия — треста или ЖЭКа, и за это руководящий получает от государства жалованье больше, чем руководимый подчиненный, но это жалованье начисляется не из изъятой добавленной стоимости, произведенной руководимым в пользу руководящего, а из общего бюджета. Жалованье выплачивает государство исходя из своих целей. Поэтому важные для государства отрасли, на которые опиралась государственная власть, вроде горнодобывающей или металлургической, получали сверхфинансирование. Промышленный рабочий и шахтер могли получать от государства жалованье больше, чем инженер, который разрабатывал машины для шахты или завода. Власть принадлежала партии, которая получила господство, опираясь на промышленный пролетариат, и поэтому государство выплачивало ренту своим социальным союзникам. Техническая интеллигенция была идеологическим подпольем (именно в среде советских инженеров взросло диссидентство) и выступала идеологическим оппонентом власти, поэтому рента для этого класса была значительно ниже.
Вторая торгово-финансовая реальность — это реальность безналичного рубля, который обеспечивал хозрасчет и торговлю на уровне предприятий, областей и отраслей народного хозяйства. В этой реальности обороты исчислялись десятками миллионов безналичных рублей. В экономике возникали финансово успешные феномены вроде колхозов-миллионеров и комбинатов, на которых работали десятки тысяч граждан. Так как одной из главных задач советской экономики была тотальная кооперация, то прибыль не всегда была самоцелью. Задумка сталинской экономической системы состояла в том, чтобы связать между собой в промышленные цепочки разные регионы и республики. Миллионы рублей были скорее формальным исчислением экономической активности. Прибыль оседала на счетах предприятий, которые инвестировали ее в социальную инфраструктуру и расширение производственной базы. Так появлялись детские сады и поликлиники в заводских районах, кубанские колхозы строили копии московского ВДНХ, а фабрики поддерживали театры.