И сейчас я пока безутешна,
Не ходите за мной – безуспешно».
«Все же я продолжу ухаживания,
Я красивый, я сильный, отважный,
Я надеюсь, что стану вам другом,
Вы же – верной моей подругой».
«Не хотела. Теперь скажу.
Вы меня не узнали, гляжу,
Вы убили мою собаку,
Я жила с ней вон в том бараке».
«Она выла ночами, скучала,
Всей округе спать не давала».
«Это ложь.
Щенком сильно переболела,
Даже лаять она не умела,
Лишь хвостом предо мной крутила,
И тихонько-тихонько скулила.
Чем, скажите, вам помешала
Моя рыжая добрая Лара?»
«Я собак ненавижу с детства,
Меня напугала одна в малолетстве.
Я не думал, что эта ваша.
С ней гуляла ваша мамаша?
Всех извёл я в своём квартале,
Лишь её одной не хватало».
«С ней гуляла моя соседка,
К сожалению я – очень редко.
Мы не встретимся больше, надеюсь,
Не знаю, простить ли сумею,
Берегите себя, не болейте,
Не теряйтесь в лесу,
Я доктор на скорой —
Вдруг не спасу».
Лес умирал
Лес умирал. Большие ели порыжели,
Типограф-короед всё подчистую съел,
Вчера зелёным был, там птицы пели,
Вдруг вмиг оглох и потемнел.
Лес умирал… Печально, тихо,
Зимой прозрачный, невесомый стал,
Искали люди из беды той выход
И не нашли. Лес топора не избежал.
К весне весь сухостой спилили,
Всё вывезли, убрали весь валежник
И саженцами сосен засадили.
Пустырь стал оживать неспешно.
Со́сны прижились, быстро в рост пошли,
Длиннющими иголочками машут…
Там ёжики приют себе нашли,
И пауки уж паутину вяжут.
В лес молодой вернулись птицы,
Под соснами фиалки зацвели,
Попавши в паутину, муха злится,
И вскоре там запели соловьи.
А в этот год май был ну очень жарким,
Трава подсохла, долго не было дождя,
И пацаны, то ль от безделья, то ли после чарки,
Решили для веселья подпустить огня.
Пожар был виден далеко в округе,
Погибло всё, земля черна,
Сгоревшие сосёнки ветки подняли в испуге,
И всё припорошила пепла седина.
Гарь пахнет смертью и безмолвием вздыхает,
В золе клубочки ёжиков и птенчики без гнёзд,
Туман вечерний ужас весь скрывает,
И в небе плачут мириады звёзд.
Венец природы – человек. Ты человек?
Куда б ты ни ступил – после тебя пустыня,
Ты или поджигатель, или дровосек,
Природа для тебя не мать – рабыня.
Куда зверью бежать, спасаться?
Деревьям, травам где расти?
Природа начинает огрызаться
И хочет нас с Земли смести.
Июль.
На месте гари розовеет море иван-чая,
Он землю чёрную собой прикрыл,
Мне вслед он головой неодобрительно качает,
И я ему шепчу: «Прости».
Десантник
Десантник бежит, сколько может,
А потом – сколько нужно.
Он нёс его по ущелью,
Хрипел, хватался за сердце,
Себя уговаривал: «Ну же,
Ты кто, не кисель же.
Давай, ещё два шажочка,
Ещё пару глубоких вдохов,
Полежи немножко, дружочек,
Я из фляги глотну, и в дорогу».
Он тащил два дня и три ночи,
Перевал перешёл тяжёлый,
И дошёл, и донёс, мой хороший.
И теперь у меня два сына,
И опора моя, и надёжа.
Десантник идёт, сколько может,
А потом – что есть силы!
Не казаться, а быть!
Он знал: Бог есть.
Заповеди его чтил,
Старался в драки не лезть,
По воскресеньям в церковь ходил.
Он правильно жил, но безрадостно,
Трудился не там, где хотел,
Считал: «Ну какая разница,
Значит, таков мой удел».
Каждый день подводил итог,
Ставил галочку, минус, плюс,
Что-то сделал, что-то не смог,
Не жизнь – неподъёмный груз.
Не боялся он встречи с Богом,
Можно сказать, её ждал,
Подготовил отчёт убогий,
А встретился – не узнал.
На дороге был сбит машиной,
Ничего не успел. Предстал.
Весь взъерошенный, с рваной штаниной,
И под глазом огромный фингал.
«Вы доктор?» – «Можно сказать и так».
Господь над телом склонился:
«Да, жил ты, похоже, никак.
Не вовремя ты разбился».
И тут человек осознал,
Перед кем он сейчас стоит.
«Я к встрече готов. Я ждал».
И Бог начал свой аудит.
«Ты больных навещал?
Ты кого-нибудь в жизни
Утешил?
Ты друзей защищал?
Предавал?
Ты жил в счастье?
А был ли ты весел?»
«Боже, как же, я жил по заветам,
Вот отчёт – посмотри, вот – итог».
«Ты не жил, ты готовился к встрече,
А я жить и любить завещал».