«Теперь там, в Эйголе, они с Инеррой соединились навечно», — со слезами на глазах говорили друг другу впечатлительные придворные дамы, которых очень трогала история любви принца и фрейлины.
Кто-то больше жалел законную вдову Панго — та, говорят, очень любила своего неверного супруга, и после его смерти не снимала траура более двух лет, пока сама не скончалась от чахотки.
Эта история породила множество кривотолков, её рассказывали и пересказывали друг другу по всей стране, на разные лады, с разными подробностями. Кто-то говорил, что несчастная Инерра, на самом деле, жива, и мраморная усыпальница, которую безутешный принц заказал для упокоения своей возлюбленной, пуста. Кто-то сказал, что от этого союза остался ребёнок, которого сейчас прячут за семью замками где-то в горах. Были и те, кто утверждал, что Панго вовсе не погиб, а пошёл на хитрость, и сейчас собирает силы для борьбы с отцом…
Выходит, последние были правы?
— Давно, конечно, надо было всё рассказать… — вздохнул Грапар, которому Элья адресовала свой вопрос.
— Вот именно, — холодно заметил Лэрге.
— Но эта не та информация, которую разбалтывают направо и налево…
«Мне мог бы и сказать, — обиженно подумала Элья, садясь в кресло. — Я-то не «право-лево».
Она несколько ревниво глянула на Жерру и Мароля, спокойно, без следа удивления, слушавших разговор, но промолчала.
— Мы рискуем жизнями ради дела, — напомнил Лэрге, — и, я считаю, имеем право знать. Тем более, Жерра, Мадбир и Мароль, я полагаю в курсе?
— Жерра и Мароль, — сказал Грапар. — Мадбир наёмник… Он с нами постольку поскольку. Так что при нём — ни слова. Даже между собой. Да и вообще ни при ком. Если окажется, что у кого-то язык без костей — отрежу собственноручно.
Элью передёрнуло. Она почему-то была уверена, что Грапар не шутит. И имеет в виду всех.
— Я должен принести извинения. — Грапар угрюмо посмотрел на Лэрге. — Но и ты должен понять… чем меньше народу знают об этом, тем лучше. И да, прошу прощения за несдержанность. Однако, сам понимаешь, как только я услышал про «посадить на трон мёртвого принца Панго»… Такими вещами не шутят.
— Да… — Лэрге склонил голову. — Согласен. Я тоже приношу свои извинения. — Потом посмотрел на Грапара исподлобья. — Но сейчас уже поздно отступать. Пора всё-таки ввести нас с Эльей в курс дела.
Элья не удержалась и ласково улыбнулась ему. Она теперь была щедра на улыбки для всех — к большому неудовольствию Грапара, который, впрочем, старался это неудовольствие скрывать и даже называл её флирт «обманной тактикой». А Элье просто было хорошо, и ей казалось, что её тепла хватит на весь мир — почему бы не поделиться, хотя бы немного, хотя бы капелькой? В конце концов, никому, кроме Грапара — особенно, графу — она ничего позволять не собирается. А много ли греха в одной улыбке или в ласковом взгляде?
Но она заметила, что и сейчас Грапар резко дёрнул щекой и отвернулся.
— Хорошо, — сказал он сухо. — Сопротивлению некоторое время назад стало известно, что принц выжил и его держат под очень надёжной охраной в Кабрийском округе в местечке под названием Сакта-Кей. Огромный особняк, окружённый каменной стеной с воротами, запирающимися на крепкий засов. Сакта-Кей находится недалеко от того места, где произошло убийство Инерры. Это целый гарнизон, который живёт там без малого три года. Куча гвардейцев и два мага. У некоторых есть семьи, и членам этих семей, так же, как и самим охранникам, запрещается покидать Сакта-Кей. Если им нужно выйти за ворота, время входа и выхода отмечается в специальном журнале, а появляться вне территории особняка можно только в гражданской одежде. Там всё очень строго. За неисполнение правил могут запереть на несколько дней в специальную камеру или даже посадить в карцер. Для всех это место — закрытая лаборатория, где занимаются разведением очень ценных культур, которые, тем не менее, могут представлять опасность для здоровья. Тёмный народ маленького городка по соседству сторонится этих людей — мало ли, заразные. В общем, очень удобно. Одного только не учли Эрестовы приспешники — детей.
— А там есть дети? — удивилась Элья.
— Ты невнимательно слушаешь. Я же сказал: у некоторых есть семьи. А семьи — это во многих случаях означает «ещё и дети». До шести лет дети мало понимают, что происходит, а потом их нужно отдавать в школу. С некоторыми уезжают и их матери… Впрочем, не о матерях речь — они под страхом смертной казни не могут рассказывать об особняке в Сакта-Кей. Дети тоже не должны ничего рассказывать… но если по секрету своему лучшему другу (только никому-никому!), то рассказать, конечно, можно. Так они считают. А у друга есть родители. И он им, допустим, говорит: «Представляешь, Киким жил в секретной лаборатории! С ним там жил человек, который часто ходил в богатой одежде, а на руке носил кольцо с синим камнем… Этот человек ещё собачку нарисовал на трёх ногах и подарил рисунок Кикиму…». И представь себе, попались такие родители, которые были в курсе, что у принца, когда он был маленьким, имелась собачка. Которая лишилась одной из ног, ещё в детстве — но он всё равно очень её любил. А то, что сапфир — фамильный камень королевского дома, известно всем… Дальше была сложная проверка, но теперь нам известно точно, что в Сакта-Кей скрывается его высочество, живой и невредимый. И он тоже знает о нас.
— Очень интересно… — произнёс Лэрге и усмехнулся. — Такой козырь в рукаве утаил…
— Мне было важно, чтобы ты помогал нам из идейных соображений. А к принцу Панго люди относятся неоднозначно, в том числе, шемейские дворяне.
— Уверяю тебя, если шемейским дворянам придётся выбирать между Эрестом и Панго, то они, конечно, выберут последнего.
— А ты? — спросил Грапар.
— Я тоже, разумеется. Хотя мою позицию ты знаешь — я вообще за более прогрессивную форму правления.
— Его высочество тоже. Но он знает, что для людей подобные перемены всегда тяжелы, особенно, резкие, поэтому речь пока идёт о постепенных изменениях. О Парламенте он, кстати, тоже, насколько я знаю, подумывает…
Раньше Элья бы демонстративно закатила глаза к потолку, но теперь попыталась внимательно следить за разговором. Всё, чем жил Грапар, стало вызывать в ней живейший интерес. Но потом девушка всё равно, конечно, отвлеклась: воображение стало рисовать ей, как она вместе с Грапаром перебирается ночью через высоченную каменную стену и прокрадывается к зарешёченному окошку, за которым томится несчастный принц…
Грёзы разрушило хрустальное дребезжание невидимого стекла.
Арлейна, сама о том не ведая, оборвала Грапара на полуслове — наверное, у неё было какое-то важное сообщение.
— Девочки, можно ваш ключ?
Получив ключ, Грапар вместе с зеркалом ушёл в соседнюю комнату, пообещав вернуться минут через пять.
Лэрге обескураженно молчал.
— Я так и не понял, — сказал он хмуро, — как Сопротивление собирается всё это провернуть?
— А тебе и не положено это понимать, — отозвался Мароль. — Никому из нас. Грапар, конечно, в курсе, но раньше, чем принц Панго окажется на свободе, мы ничего не узнаем.
— Это не потому, что он нам не доверяет, — поспешила сказать Жерра, успевшая неплохо изучить графа, — просто таковы порядки… Сопротивление довольно жестоко обходится с теми, кто их нарушает.
Лэрге задумчиво кивнул, продолжая хмуриться.
— А вы-то что думаете? — спросил он. — Посадить на трон принца в обход смерти его отца будет очень непросто… Ему нужна хорошая поддержка.
— У него будет эта поддержка, — сказала Жерра. — Во-первых, Сопротивление. А во-вторых, когда люди узнают о том, что Панго жив, я уверена, сторонников у него будет едва ли ни больше, чем у Эреста! Шемея — не единственная страна, которой не нравится нынешний режим… Вернее, Шемейский округ, простите.