— Ты не мог бы… — произношу неуверенно я, сглатывая, — отодвинуться?
— Не мог бы, — хмыкает он, нагло разглядывая меня.
— Я буду кричать…
— Я еще даже ничего такого не сделал, чтобы ты кричала, птичка.
— Ты слишком близко…
— Слишком? Нет, — он внезапно прижимает меня своим телом к тумбочке, и у меня вырывается удивленный вздох. Нос улавливает запах то ли одеколона, то ли геля для душа. На мою талию ложится рука, приобнимая, — вот это слишком. И то между нами еще сантиметры одежды. Может, ну её?
— Мне нужно… идти! — я в ужасе пытаюсь отодвинуть парня и кладу руки ему на грудь, толкая. Куда там, стенку проще сдвинуть с места! К своему стыду я отчетливо ощущаю под ладошками очень… крепкие… стальные мышцы груди и пресса. Ого! Он явно занимается чем-то, — Мирослав! Ты что творишь!
— Домогаюсь до тебя, птичка, — внезапно произносит он, а меня будто подбрасывает от неожиданности, — будешь так елозить по моему телу — и одетой отсюда... можешь и не выйти.
— Что?!
Он улыбается как-то хищно, склонив голову чуть набок.
— Повторить? Ты соблазнительная, когда вот так краснеешь. И когда делаешь вот так, — он прищуривается, наблюдая, как я обеспокоенно прикусываю нижнюю губу, и я тут же прекращаю, возмущенно глядя на него, — нет, продолжай, и я выпрыгну из штанов прямо сейчас. Предлагаю сбежать через окошко. Там нас никто не спалит...
— Ты меня пугаешь!
— Пугаю? Я разрешу привязать себя к кровати, чтобы было не так страшно. Будешь не птичкой, а госпожой.
Я закашливаюсь от неожиданности. Надеюсь, он шутит! Или нет? Воображение тут же заботливо подкидывает непристойные картинки. Нет, нет, исчезните! Я не хочу видеть этого полуобнаженного мужика, прикованного наручниками к кровати!
Я шарю по столешнице рукой, в поисках какого-нибудь предмета, которым можно будет отбиться, если все зайдет слишком далеко. Пальцы нащупывают что-то металлическое, и я радостно хватаю предмет и наставляю его на Мирослава. Он насмешливо приподнимает брови.
— Не бойся ложки, бойся вилки, — произносит он, хмыкнув, и опустив взгляд вниз, — один удар — четыре дырки. Я тоже люблю пожестче и всецело поддерживаю твое намеренье сделать мне больно.
— Боже! Я точно сейчас тебя ею ткну, если ты не отойдешь!
Он начинает тихо смеяться, опустив голову, и к своему огромному удивлению я вижу Марка, появившегося в дверях, и наблюдающего за этой картиной… с таким лицом!
Да ешки-поварешки!
— Дааа… — тянет Марк, и Мирослав затыкается, резко отодвигаясь от меня и выпрямляясь, — телек, значит, загорелся? Ты ничего не попутал, нет?
Ответом ему служит смех Мирослава, который, прикрывая лицо рукой, отмахивается, и уходит с кухни. Спустя секунду мы слышим, как тихий смех переходит в ржач, отскакивая от стен коридора и начинает удаляться, затихая.
— Придурок, — комментирует со вздохом Марк, — Анна, прости. Я должен был сообразить, что это какая-то дичь…
— Н-ничего, — заикаясь, отвечаю я, — переживу.
Эпизод 14
Эпизод 14
— Лучше не оставайся с ним наедине, — советует Марк, подходя к кофемашине, и доставая из шкафчика чашки, — я не хочу потом оплачивать тебе психолога и моральный ущерб после общения с этим экземпляром.
— Все в порядке, Марк Яковлевич. Он просто порол чушь, — пожимаю я плечами.
— Я знаю. С тех пор, как я с ним подружился, после его чуши в моем окружении исчезли более-менее приличные девушки.
— Он со всеми так себя ведет?
— Да, — хмыкает Марк, наливая кофе под мерное гудение кофемашины, — даже не вздумай его жалеть и искать какие-то психотравмы в прошлом, как делают некоторые. Их нет. Есть только факт: Мирослав — единственный сын достаточно богатых родителей. Долгожданный и избалованный, в том числе двоюродной сестрой, которая знакомила его со своими подругами, отчего проблем с женским полом Мирослав не имел вообще. Не то, чтобы я обличаю своего друга, но нужно ж совесть иметь, а не лезть к моему секретарю в моем же доме…
Он подвигает ко мне чашку с кофе.
— Держи. Осторожно, горячо.
Я задумчиво беру свой кофе. Не то, чтобы меня как-то сильно напрягло поведение Мирослава… это было ожидаемо с того момента, как мы познакомились у Марка в кабинете, но… если честно, я начала его побаиваться. Красивые и наглые мужики — это мой страх с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать и на меня начал обращать внимание противоположный пол. Больше всего мне хотелось, чтобы меня любили и уважали, но поведение одногодок и наставления родителей, да еще и их попытка выдать меня замуж за того мажора — убеждали меня в мысли, что эта порода мужчин для меня опасна. Умение навесить на уши лапши, затащить в постель, а потом поставить галочку в списке «еще одна» меня пугали и обижали до глубины души. Осознание того, что человек, которого ты обнимаешь, целуешь, и таешь от прикосновений, не чувствует к тебе ровно ничего больше, кроме похоти, заставляло меня избегать всех красавчиков на моем пути. Лучше средненький, но зато для него ты будешь богиней, а не девицей на одну ночь.
Поэтому, когда мы выходим в коридор и сталкиваемся внезапно с Мирославом, я быстро опускаю взгляд вниз, стараясь не смотреть на него и не привлекать внимание. Что он тут делает?! Подслушивает?
— У Юшки проблемы, — внезапно слышу я его голос и недоуменно смотрю на него. Мирослав стоит с телефоном в руках, подпирая стену, и не обращая на меня внимания.
— Опять? — интересуется Марк.
— Угу…
Начальник коротко ругается сквозь зубы. Я перевожу взгляд то на него, то на Мирослава. Что за Юшка и про какие они проблемы говорят?
Марк косится на меня.
— Анна… нам нужно уехать на некоторое время. Вы подождете с подругой тут, или взять вас с собой?
— С собой, — быстро говорю я, — простите Марк Яковлевич, но мне будет некомфортно остаться без хозяина в чужом доме.
Мирослав хмыкает. Марк протяжно вздыхает, прикрыв на секунду глаза.
— Ладно. Оставим их или в кафе неподалеку, или в машине подождут. Пошли, — и он идет по коридору, бормоча себе под нос ,— проще было бы его закопать… только дадут как за человека…
Я ошарашенно смотрю на Мирослава и встречаюсь с взглядом темных глаз. Он едва улыбается.
— Что? Хочешь задать вопрос — что случилось? Я вижу это по твоему недоуменному лицу.
— Ммм… это невежливо, — пожимаю плечами я, — все-таки, ваши дела меня не касаются…
Улыбка становится заметнее. Парень прячет телефон в карман джинс и изгибает бровь.
— Птичка, с какого гнездышка ты такая вылетела? Может быть, мы едем на бандитские разборки, захватив тебя в качестве подарка главарю какой-нибудь банды. И ты будешь молчать и не задавать вопросы, потому что это невежливо?
— Я…
— Пошли, королева Вежливости. Так и быть, я не стану тебя смущать и ничего не расскажу. Мучайся теперь.
И он уходит, действительно ничего не сказав! Я в растерянности открываю рот. Не, ну… в принципе, сама виновата.
Надеюсь только, что это действительно не какие-нибудь разборки. Я быстро бегу за ними двумя, пытаясь не отставать, и маленькими глотками пытаюсь отхлебнуть хоть немножко кофе перед отъездом.
— О, гроб на колесах, — произносит Танюха, глядя, как Марк садится в Гелендваген, — нифига себе… это твоя тачка?
Начальник усмехается, подарив моей подруге ироничный взгляд. Мирослав тоже издает смешок, обходит машину и усаживается рядом с водителем.
— Я не поклонник таких машин, но нас четверо и в Форд мы не влезем. Это отца.
— Аа… — выдыхает Танюха, косясь на Форд. Что-то мне подсказывает, что ответ Марка ее все равно не разочаровал. Я знаю, что Танюха просто спит и видит себя в одной из подобных машин, и глубоко плевать — какой. Главное, чтобы они были дорогими.
— Садитесь, что ли? — предлагает начальник, и мы послушно залезаем в этот «гроб на колесах».
Когда мы трогаемся и выезжаем за ворота, подруга внезапно произносит:
— А куда мы едем-то?
— Во! — Мирослав издает короткий смешок, — смотри, птичка, как надо. Мы, Татьяна, едем спасать даму в беде.
— Какую и в какой беде? — хмыкает Танюха.
— Юлию Шамову, по прозвищу Юшка, — отвечает за Мирослава Марк, — если она захочет — расскажет сама про свою беду. Это не та тема, которую стоит обсуждать за глаза.
И я вижу, как он поворачивает голову к другу и смотрит на него взглядом, который означает только одно — «замолчи». А потом выкручивает громкость радио, и говорить становится невозможно.
Я смотрю в окно, на котором появляются маленькие капельки дождя. Они вспыхивают разными цветами, пока мы проезжаем мимо ярких вывесок ночного города. Играет какой-то незнакомый трек, но музыка, почему-то, вызывает во мне странное чувство необычности происходящего. Будто мне снова двадцать и я еду, как раньше, с друзьями, погулять по ночному городу. Свобода. Никаких тревог. Просто жизнь, как она есть. Хочется открыть окно и что-нибудь крикнуть веселое вон тем пассажирам в соседней красной «Киа». Двое девушек, стоя с нами на светофоре, двигают руками в такт музыке и смеются, кажется.
Или можно было бы выскочить наружу и окунуться в толпу людей с зонтиками. Побежать в кафе, держась с кем-то за руку…и плевать на дождь.
Капельки вспыхивают красным, потому что время для пешеходов заканчивается, и мы снова трогаемся. Потом заворачиваем в переулок, проезжаем по дворам и останавливаемся возле одного из подъездов. Марк делает радио потише.
— Пять минут, — произносит он нам, и они с Мирославом выходят.
Стоит только дверям хлопнуть, как Танюха хватает меня за руку.
— Офигеть, — шепчет она, — подруга, это, блин, шанс! Тебе крупно повезло!
— В чем? — недоуменно смотрю я на нее. Она двигает бровями.
— Не вкуриваешь, да? Звезды на небе так сошлись! Ты понимаешь, что у тебя есть возможность завести знакомства с достаточно обеспеченными людьми, которых не так просто на улице выловить?! Стоило всего лишь разбить чью-то тачку и затопить чужую хату!
Я прыскаю.
— Тань, — произношу я, — сомневаюсь, что я с кем-то заведу знакомства. И не нужно мне это. Марк временно приютил меня, и я всего лишь его секретарь. Думаю, как только я найду квартиру, мы снова будем пересекаться только на работе…