Кэрри вздохнула — ожидала от сестры такого предложения.
— Джинни, ты заботишься обо мне по-матерински с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Надо же мне когда-нибудь встать на собственные ноги. Кроме того, я здесь нужна.
Она опустила глаза на близнецов. Катастрофа со свадьбой как-то уходит на задний план, когда она любовно их разглядывает. Спят себе так мирно в своих детских загончиках, а она сидит на кухонной табуретке, упершись ступнями в перекладину, а локтями — в рабочий стол. После утреннего кормления они с Эдит искупали младенцев. Потом, пока Эдит занималась домашними делами, Кэрри поиграла с ними, укачала, они и уснули; потом снова покормила. Ей удалось немного поспать, растянувшись на кровати Уилла, теперь она готова к предстоящей полубессонной ночи.
День близится уже к вечеру; близнецов она устроила у застекленных дверей в патио — пусть лупят глазенки во дворик. Но похоже, огромный мир, где они родились, пока их не очень интересует: несколько минут — оба заснули. Приковылял щенок и обнюхал двух маленьких человечков, словно обследуя. Запах ему, видимо, понравился, он плюхнулся у кроватки и тоже задремал. Все трое создавали такую мирную картину, что Кэрри хотелось сфотографировать их — Уиллу на память. Пока все спокойно, Эдит, прежде чем готовить обед, поехала сделать покупки в бакалее, оставив малышей на попечении Кэрри. Весь этот прошедший день мгновенно пронесся в голове у Кэрри после предложения сестры.
— Нужна для чего? — требовательно вопросила Джинни. — Что есть у Уилла такого, чем ты могла бы заниматься? Ты ничего не знаешь о бизнесе художественных галерей.
— Я научусь, — возразила Кэрри, негодуя на тон Джинни: «я-старшая-сестра-я-все-знаю-лучше». — Ну а в данный момент ухаживаю за его детьми.
Кэрри почти слышала шипящий звук — будто пар выходил: горячность Джинни резко остыла; после мгновенной паузы она проговорила:
— За его... чем? Связь, наверно, плохая. Мне послышалось, ты сказала «детьми».
— Связь в порядке, — заверила Кэрри. — Я так и сказала — «детьми». У Уилла двойняшки, мальчик и девочка, трех недель от роду. Он подумал, ты и Брет, наверно, захотите приехать на уик-энд посмотреть на них. Сэма и Лору он тоже будет рад видеть.
Джинни издала удивленное кваканье, рассмешив Кэрри: решила, видно, что сестра над ней подшучивает. Пришлось объяснять, убеждать. Воспользовавшись тем, что Джинни временно потеряла дар речи, Кэрри перечислила нужные ей вещи: покинув свою квартиру в Гринвилле, она их сложила в ящики и оставила у Джинни. Собиралась перевезти в дом Роберта, когда они вернутся после медового месяца. Как здорово, что не успела. Наконец сестра, похоже, выговорилась. Кэрри только засмеялась, когда услышала, как Джинни зовет мужа, — связь еще не прервалась.
Повесив трубку, Кэрри повернулась на табуретке и обратила взор на Джейкоба и Ариану. Их нежный, невинный вид буквально перетянул ее на пол, и она уселась возле них. Потрогала ручки — тепло ли им — и спохватилась: что она, собственно, беспокоится, ведь стоит июньская жара... Дети такие красивые — утром, во время купания, она хорошенько их рассмотрела и пришла в восторг. Несмотря на жестокое начало жизни и преждевременное рождение, оба хорошо сложены и, насколько она может судить, здоровенькие. Безукоризненны во всех отношениях. Перевела руку, погладила щенка: ухитряется дремать, а один глаз держать открытым. Этот глазик без всякого интереса посмотрел на нее, веки опустились.
— Надо найти тебе имя, молодой человек, — тихо пробормотала она. — Такое, чтоб подходило к твоему характеру, — вроде Засони или Лентяя.
Она чесала щенка за ухом и перебирала в памяти все сказанное сестрой. Сейчас, когда прошел день и можно оглянуться назад, она жалеет, что так поспешно уехала, оставив другим расчищать завалы. Хотя вроде бы Джинни не возражает — это дает ей возможность выплеснуть гнев на Роберта. А вообще-то остаться бы ей в Уэбстере и заняться тем же: снять украшения в церкви, отослать подарки, ответить на вопросы. Это дало бы ей чувство завершенности. Ведь на вопрос, почему Роберт ее бросил, у нее еще нет ответа.
От мысли об этом начинает болеть грудь в области сердца. Интересно, как долго ей придется освобождаться от влюбленности в Роберта? Если бы только понять причину его поступка! Тогда это самое чувство завершенности, которого ей так не хватает, появится. Кроме того, что в последние несколько недель он проявлял явное нежелание разговаривать, о занозах в их отношениях она не припоминала. Он на несколько лет старше, но это ерунда — они всегда находили много общего. С ним легко проводить время, он спокойный, внимательный. Не то, что Уилл — на каждом шагу бросает ей вызов.
Она попыталась что-то восстановить, понять, когда же в Роберте начались изменения. Но на ум приходили лишь разные мелочи, и проявились-то они уже после возвращения его, в конце апреля, из деловой поездки в Атланту. Правда, Кэрри и не догадывалась, какое они имели отношение к ней.
Вот эти два крошечных создания только входят в мир — такие чистые, ничем не затронутые. А сколько всякого сложного и тяжкого ждет их впереди... Но нет, ничто и никогда не обидит близнецов; Уилл будет замечательным отцом, он сделает все, что в его силах, чтобы защитить их от жизненных невзгод. Но кто может поручиться за чье-то счастье и просто удачу?
Зато ей очень легко и отрадно наполнить свое разбитое сердце любовью к малюткам. Тем более что никогда ей, верно, не иметь своих собственных. Понадобится много времени, чтобы ей захотелось кому-то поверить и снова кого-то полюбить. И слезы наконец пришли к Кэрри. Печаль об утрате Роберта, своих надежд, гнев на его трусость и предательство, досада на свое положение — все слилось в один поток. Она поспешно схватила чистую пеленку, висевшую на спинке загончика Арианы.
Эти слезы совсем не походят на те, которые она проливала по Лени. Причина их — жалость к себе, она знает это. Но надо же ей поплакать хоть раз. И она позволила себе съежиться на полу и тихонько порыдать над своей болью, обидой и печалью. Всхлипнула еще раз, обернулась — Уилл стоит в кухне, у края рабочего стола; в руке кейс, галстук ослаблен, пиджак накинут на плечи, лицо гневно нахмурено...
— Ох, Уилл, и напугал же ты меня —до потери сознания. — Кэрри автоматически подняла руку к груди. — Я... я не слышала, как ты вошел. — Она поспешно вытерла глаза.
— Увлеклась оплакиванием своей несчастной доли, а?
— Ничего подобного! — моментально вспыхнула она.
Но протест тут же угас: она уже подумала про себя, что именно этим и занималась. Но она скорее прокляла бы себя, чем призналась Уиллу в самооплакивании. Собрав все достоинство, какое еще оставалось, поднялась и стала с преувеличенным старанием отряхивать пыль со слаксов, шлепая себя по ягодицам.
— Доктор Пол говорит, — бесстрастно заметил Уилл, — если хотите иметь счастливых детей, они должны жить в счастливой атмосфере. Если ты еще долго собираешься продолжать в том же духе, может, тебе лучше уйти в свою комнату?
— Кто такой доктор Пол? — Она вздернула по привычке подбородок.
Серые глаза Уилла стали колючими, когда он разглядел ее опухшие веки и непокорное выражение лица.
— Телевизионный педиатр. На прошлой неделе, когда ходил с детьми по комнате, я видел много его передач. — Он опустил кейс на кухонный стол, положил сверху пиджак, прошел по кухне и присел возле детских загончиков. Потрогал каждого из близнецов, взглянул на нее. — Думаешь, для них хорошо лежать вот так, у двери?
— Там не тянет. — Она обрадовалась, что он не стал распространяться о причине ее слез. — И нет прямого солнечного света.
Он кивнул, поднялся и носком ботинка осторожно прикоснулся к щенку. Толстый комочек зевнул и откатился в сторону.
— А как этот молодой человек?
— Поочередно то обнюхивал двор, то спал. За этими двумя занятиями и провел весь день. Вот и вся энергия, которую он проявил.
— Он станет хорошим компаньоном, — улыбнулся Уилл.