Опустив голову и засунув руки в карманы, она медленно миновала дом Уильямсонов. Эта пожилая пара обычно предлагала: «Мы посидим с детьми в любое время, когда вам понадобится!» Что же, решиться позвонить им и попросить сделать это сегодня вечером, чтобы они с Уиллом куда-нибудь вышли? Решиться вместе с ним направлять жизнь близнецов, которых она уже так сильно любит? Быть женой Уилла Кэлхауна — каково это?
Выйти замуж за незнакомого до той поры человека — это совсем другое дело, размышляла Кэрри, дойдя до конца улицы и повернув за угол. Уилла она знает много лет; они стояли рядом на свадьбе Брета и Джинни: он — красивый, в смокинге, а она — в вечернем синем бархатном туалете. Конечно, даже тогда она почувствовала его привлекательность. Но ей не понадобилось много времени, чтобы понять: он еще и напористый, и самоуверенный. Интересовал он ее всегда, однако что-то в нем отпугивало, а часто и раздражало.
Кэрри дошла до маленького парка: сейчас здесь почти пусто, детей позвали домой — умываться, готовиться к ужину. Воздух напоен ароматом жимолости... Она села на скамейку пустой карусели и, упираясь носком в край бороздки, попыталась привести карусель в движение. Годами сандалии и теннисные туфли отталкивались вот здесь, углубляя бороздку...
Медленный круг, еще один, еще... она снова вернулась к своим мыслям. Уилл ни в чем не походит на Роберта, спокойного, ровного. Раньше она считала, что спокойствие идет от силы. Теперь-то понимает — оно всего лишь отражает застарелую скрытность.
Одно говорит в пользу Уилла: с ним она всегда будет видеть, какое занимает место в его жизни, что он думает об их общих проблемах. И непреложна истина: если он сказал, что женится, явится в церковь в назначенный день и час или умрет, добираясь до нее. Кэрри резко остановила карусель и встала, не в силах оторвать зачарованного взгляда от раскачивающихся скамеек. Ей стало почти холодно от мурашек, пробежавших по спине. Все эти годы до нее не доходило главное в Уилле, а теперь она внезапно осознала свою ошибку: решительность его она путала с упрямством; спокойствие Роберта принимала за силу. А все оказалось совсем наоборот: Уилл тверд и самостоятелен в жизни; мягкость и ровность Роберта лишь прикрывают его упрямство в желании все делать только для себя.
Да собирался ли он вообще жениться на ней? Скорее, просто следовал своим планам, намеревался скрыть какую-то собственную цель, а для этого пришлось успокоить родителей. Кто его поймет? Чем дальше он уходит в прошлое, тем меньше ее интересует. Это открытие словно ударило ее — будто свалился груз, который почти месяц она несла на своих плечах. И вовсе она не была влюблена в Роберта — любила не его, а саму идею любви. Считая его ровным, заботливым, щедрым, приписывала ему все качества, которые хотела видеть в муже. Целый месяц ей понадобился, чтобы прояснить это для себя самой. И вот настало время, и она поняла: никогда он не обладал этими качествами! Зато все они — в самой основе характера Уилла.
Кэрри вскочила и заспешила из парка на улицу и домой. Еще один небольшой удар: оказывается, домом она считает просторное белое здание с большими комнатами почти без мебели. Ну и что же, она и Уилл сумеют сделать это здание настоящим домом, наполненным любовью обоих родителей к детям.
Едва влетела в парадную дверь — увидела Уилла: стоит и ждет ее. У нее перехватило дыхание, во рту пересохло, так он хорош: угольно-серые слаксы, расстегнутый ворот ослепительно белой рубашки открывает сильную, загорелую шею; легкий пиджак перекинут через руку. Он обвел пронизывающим взглядом ее пылающие щеки и развевающиеся волосы и вдруг мягко, почти нежно проинформировал:
— Эдит посмотрит за ребятишками. Я заказал столик — пообедаем, если хочешь переменить обстановку.
— Хо... хорошо, — едва выговорила Кэрри и проскользнула мимо него в холл.
Что готовилась она сказать ему, вернувшись в дом? Стоило узреть его в ожидании ее персоны, полного мужской силы, прекрасного, уверенного в себе, — все мудрые мысли разлетелись, как осенние листья на ветру. Снять дневной грим, принять душ — это быстро. Что бы такое надеть? Вот, подойдет это красивое летнее платье из набивной ткани в подсолнухах и маках; к нему легкие, открытые плетеные туфельки, алые, с Т-образной застежкой. Волосы она скрутила в пушистый, кудрявый узел на макушке. Сделала свежий макияж, брызнула дрожащей рукой духи и, помедлив с минуту, прижала пальцы к бунтующему животу. Сейчас обедать, вероятно, не лучшая идея — она так себя чувствует, что и кусочка не проглотит. Но не надо быть трусихой! Кэрри подхватила невесомую шаль и как на крыльях помчалась к Уиллу. В его быстром взгляде мелькнула тень одобрения.
— Уже готова? Отлично. Я опущу крышу — твоя прическа не пострадает.
— А проверить, как там дети, перед отъездом? — Она нервно улыбнулась и облизала губы.
— Видишь, у тебя уже срабатывает материнский инстинкт.
Она ответила быстрой улыбкой и заспешила в его спальню. Ариана и Джейкоб спокойно спят в своих кроватках; Эдит, в кресле-качалке, с журналом в руках, успокоила ее:
— Все в полном порядке, Кэрри, желаю вам обоим весело провести время.
Знала бы Эдит, как натянуты у нее нервы. Веселым этот вечер уж точно не будет. Уилл открыл и галантно подержал для нее дверь. Она уселась, завозилась с ремнем безопасности и принялась разглядывать пейзажи, встречные машины, каждую секунду ощущая рядом присутствие нового Уилла — мужчины, который за ней ухаживает. В течение двух прошедших недель, когда они оставались вдвоем, им было о чем поговорить: близнецы, галерея, Кир Литтл и выставка ее работ, запланированная на август. А сейчас молчание тянется, как эластичная лента, — натяжение такое сильное, что лента вот-вот вырвется...
У ресторана Уилл помог ей выйти из машины и провел в зал, заботливо направляя ее движение легким прикосновением руки к спине. Метрдотель сопроводил их до уединенного столика: ваза с роскошными красными розами на длинных стеблях ждала ее здесь. От их красоты у Кэрри перехватило дыхание; она села, не отрывая глаз от цветов и слыша, как Уилл заказывает шампанское.
— Это ты... все сделал? — Она наконец на него взглянула.
— Конечно, а кто же? — В глазах его сверкнуло изумление. — Ресторан прогорел бы, если бы ставил дюжину роз на каждый стол.
— И шампанское... — Кэрри прокашлялась.
— Не каждый вечер в жизни я собираюсь обручиться.
— Уилл, я еще не сказала, что выйду за тебя замуж. — Она откинулась на спинку стула и потрогала дрожащими пальцами лоб.
— Что ж, назови меня оптимистом.
— Ты оптимист, — послушно согласилась она. — И я беру назад свои слова, что тебе надо учиться ухаживать за женщиной.
— Но я не романтик.
— Розы, шампанское... остается обручальное кольцо.
Уилл опустил руку в карман, и она судорожно сглотнула, пробормотав:
— О Боже!
— За этим дело не станет. — Уилл извлек черную бархатную коробочку.
— Ты все спланировал заранее? — Подозрительная сдержанность в ее голосе не предвещала бурной радости.
— Заранее, — признался он. — Ты же знаешь, я состоял в бойскаутах Америки.
— Нет, не знаю.
— Так я все еще следую их девизу — «Будь готов!».
— Уверена — руководители скаутов гордились бы тобой.
Уилл усмехнулся и, держа коробку в пальцах, открыл крышку: на бархатной подушечке искрился и играл гранями изысканный рубин — грушевидный, в простой золотой оправе.
— Ох, Уилл! Какое чудо!
— Значит ли это, что я могу надеть его тебе на палец?
Волна разноречивых чувств — страха, мечты, ожидания — нахлынула, зажгла румянцем щеки. Она смотрела ему в глаза, но приглушенный свет в зале не позволял разглядеть выражение его лица. Правда, голос полон решимости.
— Да, Уилл, — кивнула она. — Надень его. Я буду счастлива выйти за тебя замуж.
Уилл удовлетворенно наклонил голову, вынул кольцо из коробочки и зажал его в пальцах.
— Я не дарю тебе бриллиант, потому что этот камень тебе подарил Роберт. И желал бы с самого начала прояснить, что в нашем браке нет места Роберту.