— Это упадочничество, — сказала Кэрри, у которой голова наполнилась пьянящими пузырьками шампанского.
— Вовсе нет. — Уилл забрал у нее бокал и поставил на пол рядом со своим. — Дай мне минут пять — покажу тебе настоящий декаданс. — И его рот, жадный и дающий, закрыл ее губы.
Кэрри вся отдалась изумительным ощущениям от его прикосновений. Руки его скользили по всему ее телу, постепенно расстегивая пуговки, — вот уже платье соскользнуло с плеч, потом с рук, бедер... наконец шелк, сникнув, мягко лег на пол. За платьем совершили полет ее белье и одежда Уилла. С нетерпеливым рыком он отбросил все ногой и обернулся к Кэрри, обнаженный...
Они лежали в постели, позабыв весь мир вокруг, сплетая руки, губы, которые искали, трогали, удовлетворяли. Желания сотрясали Кэрри, и едва она успевала испытать их, прочувствовать, как он дарил ей новую страстную ласку. Ее руки сжимали и гладили его спину, плечи, касались тугих мышц, которыми она восхищалась. Она с радостью чувствовала его тело на своем, ощущала его плоть в своем лоне, потому что он уже покорил ее сердце. И когда он поднял ее к вершинам чувственного наслаждения, ее сердце кричало о том, чего не могли выговорить губы, — о ее любви к нему.
Ярчайший цвет, ослепительный свет пронзили разум — наслаждение взорвалось над ней снопом золотистых искр...
Потом в течение нескольких минут ни он, ни она не говорили, кажется, даже не дышали. Наконец Уилл поднял голову.
— Ты о'кей?
— Потрясающе! — задыхаясь, прошептала она. — Представления не имела, что можно быть такой счастливой.
Он усмехнулся, довольный, и подвинулся, чтобы уложить ее рядом с собой. Она повернулась и пробежалась ноготками по золотисто-песочным волосам на его груди.
— Было время, когда я думал, что этот день никогда не наступит, — чуть слышно проурчал он.
— Ты имеешь в виду — день твоей свадьбы? — Кэрри приподнялась, опираясь на локоть.
— Да... день моей свадьбы. — Он скользнул взглядом по ее разгоряченному лицу, поднял голову и прижался губами к ее шее, бормоча какие-то слова... Но она ничего не понимала, потому что он одновременно делал с ней восхитительные вещи, возвращавшие ее на тот путь, который они только что прошли.
К полуночи молодожены умирали от голода. Но звонить в бюро обслуживания они не стали, а вместо того натянули джинсы и майки и заспешили к месту парковки. Там ухмылявшийся служащий подогнал к ним «мустанг» и что-то буркнул Уиллу, чего Кэрри не разобрала. Они сели в машину и отправились на поиски какого-нибудь заведения «фаст фуд»[3]. Кэрри вдруг повернулась к своему только что обретенному мужу — почему это у него на лице играет такая самодовольная улыбка?
— Что тебе сказал тот парень? — спросила Кэрри.
— Какой парень?
— Не притворяйся тупицей. Конечно, служащий, подгонявший машину.
— Ммм... ничего особенного. — Уилл затормозил перед красным сигналом светофора и покосился на нее застенчиво-счастливым взглядом.
— Уилл, ты...
— Женат меньше двенадцати часов, а жена уже ворчит! — голосом, полным жалости к себе, простонал Уилл.
— Уилл!
— Ох-ох, ладно. Он сказал: «Поздравляю, счастливчик!»
— С чем «поздравляю»?
— По-моему, с женитьбой.
— Ох, перестань! Каким образом он мог узнать, что мы новобрачные?
Зажегся зеленый свет, но Уилл задержался на секунду, потянулся и опустил перед ней козырек от солнца, на котором сверкнуло зеркало.
— Посмотри-ка на себя, — посоветовал он, переключая скорость.
Кэрри послушно взглянула в зеркало — и ахнула: волосы взлохмачены, глаза горят, губы воспалены, помада стерта...
— Ты это нарочно сделал! — накинулась она на Уилла.
— Что я такое «нарочно сделал»?
— В последнюю секунду, когда мы выходили из номера, ты схватил меня и поцеловал, чтобы я выглядела как...
— Новобрачная? — подсказал Уилл. — Счастливая жена? Да, я это сделал специально.
Воинственность моментально испарилась, и Кэрри завершила атаку хихиканьем. Да, она и правда выглядит именно так, что уж там... Уилл свернул на стоянку магазина, работающего всю ночь, выключил мотор и повернулся к ней.
— Нельзя упрекать парня за желание дать знать другим мужчинам, что ты — «запретная зона». — И помог ей выйти из машины.
В магазине, пока они выбирали закуски и напитки и раскладывали их перед заспанным кассиром, Кэрри раздумывала над его словами. Уиллу хочется, чтобы люди знали: она — «запретная зона» для других мужчин. Оба они принадлежат только друг другу. Волна счастья нахлынула на нее, — это не декларация вечной любви, но уверенное заявление о прочной привязанности. Когда Уилл доставал бумажник, она взяла его под руку и улыбнулась. В данный момент она и не ждет, и не желает большего.
В Миртл-Бич они провели неделю. Плавали в океане и в бассейнах отеля, играли в теннис, гуляли по берегу и обедали в сказочных ресторанах, где подавали блюда из продуктов, подаренных океаном. Этот район славился такими ресторанами и еще — разнообразными магазинами. Кэрри накупила так много одежды и игрушек для Арианы и Джейкоба, что Уилл даже ворчал: мол, его кредитные карточки расплавятся от столь частого использования.
Они путешествовали вдоль берега и побывали в Джорджтауне, который в прошлом служил важным портом, куда поступал рис с плантаций, процветавших в этих местах. Посетили Брукгрин-Гарденз, где восхищались скульптурами, и дивились всяким диковинам в музее Рипли «Хочешь верь — хочешь нет».
И все же больше всего времени они проводили на супружеском ложе у себя в номере, и Кэрри радовалась: Уилл — такой нежный и чуткий любовник; какое счастье, что она дождалась его. С каждым днем она все больше его любила, замирала от счастья, слушая, как он говорит, что ему нравится чувство, какое она заставляет его переживать, он горит от ее прикосновений и обожает на нее смотреть — особенно в бикини. Правда, он не позволял ей выходить в бикини из номера и даже носить его на пляже. А кончалось все тем, что две ярко-оранжевые полоски ткани падали на ковер.
Кэрри наслаждалась его близостью и тем, что они только вдвоем и больше ни с кем не видятся. Пусть причина их брака необычна; кроме того, она все не могла забыть предупреждение Уилла — не путать ухаживание с любовью. Все это так, но она сейчас счастлива и не сомневается: рано или поздно он полюбит ее так же, как она любит его. У них много времени впереди — вся оставшаяся жизнь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Уиллу и Кэрри с первых же дней удивительно хорошо, ладно жилось вместе. В течение двух недель после возвращения из свадебного путешествия они почти все время проводили вдвоем — или на работе, или дома, в заботах о близнецах. Уилл дал знать своему адвокату, и тот начал готовить документы, чтобы Кэрри могла усыновить Джейкоба и Ариану.
Пока Кэрри работала, по-прежнему полдня, за детьми смотрела Эдит. А когда в полдень Кэрри возвращалась домой, малыши не спали, и она наслаждалась временем, которое проводила с ними. К трем месяцам вечерние колики у них стали случаться реже. Близнецы начали смотреть в глаза родителям, улыбаться, агукать. Уилл был твердо убежден, что дети у него гениальные и со дня на день заговорят законченными предложениями.
Радость заботы о малышах, безраздельное внимание и страстное влечение к ней мужа наполняли жизнь Кэрри безоблачным счастьем. Любовь ее к Уиллу крепла, углублялась, расцветала новыми красками, и она не могла представить, как и почему прежде боялась полюбить его. Иногда она просто горела желанием поведать ему о своей любви, узнать больше о его чувстве к ней, но сдерживалась. А вдруг он не поверит ей, скажет — прошло еще слишком мало времени, чтобы она разобралась в истинном своем к нему отношении.
Как-то раз Кэрри пригласила на ленч одну художницу — из тех, кого опекала галерея: обсудить ее предстоящую выставку, продумать подготовительную работу. Уилл пообещал присоединиться к ним, если сможет оставить дела и прийти. Встреча уже закончилась, гостья ушла, и Кэрри собирала и складывала в портфель бумаги, низко склонив над столом голову. Кто-то подошел в этот момент, и Кэрри, подумав, что это официант, приготовилась попросить счет. Подняла голову — у стола стоял Роберт Голлэтин...