Небо совсем потемнело, и луна заливает бульвар Дю-Томп слабым светом. Я не заметила, как наступила ночь. Я бреду по улице, проигрывая в голове общение с Жаком. Его многозначительная улыбка. Его слова в записке, игривые и решительные. Я не могла ему понравиться, говорю себе. Я не нравлюсь мальчикам. Наверное, я все поняла неправильно.
А вдруг? Меня разбирает любопытство. А вдруг я все поняла правильно? А вдруг Руби права? Скорей бы ей рассказать. Я громко смеюсь. Наверное, меня сочтут странной. Я смутно осознаю, что в этот час на улице людей стало меньше, кафе и магазины закрываются. Я приближаюсь к Café des Jumelles, оно еще открыто и заполнено. Когда прохожу мимо уличных столиков, краем глаза вижу то, что заставляет меня остановиться и присмотреться.
За столом девочка с золотистыми локонами, в воздушном белом сарафане. Мое настроение, прежде радостное, теперь упало. Элоиз. Она пьет из кофейной чашки и оживленно болтает с парнем и девушкой. Присматриваюсь к ним — да это же та самая парочка, что днем целовалась у фонтана с купидонами. Странно. У мальчика бледное лицо и рыжеватые волосы, он одет в футболку Daft Punk. Он обнимает хорошенькую девочку: ярко-красная помада, темная кожа, на каштановых волосах небольшой модный начес. Девушка внимательно слушает Элоиз. По виду они больше похожи не на школьных звезд, а на творческих ребят. И это тоже странно.
Я топчусь на тротуаре, соображая, как бы побыстрее смыться, но тут Элоиз поворачивает голову. У меня все холодеет внутри. Она меня видит. Голубые глаза расширяются, лицо бледнеет. Наверное, именно в таком случае говорят: «Ты выглядишь так, будто увидел привидение». Я думаю, что сделать — помахать, подойти или сделать вид, что не заметила ее. Но я могу только стоять как вкопанная.
Лицо Элоиз становится жестким и злым, она прищуривается и плотно сжимает губы. Потом поворачивает голову и что-то шепчет парню и девушке. Они оглядываются на меня. Девочка — возможно, это и есть Колетт — изучает меня, в ее темных глазах не только любопытство, но и намек на враждебность; очевидно, она знает, что мое присутствие здесь нежелательно. А вот парень выглядит глуповато, будто сделал что-то плохое, а его застукали.
И тогда до меня доходит. Я понимаю, как было дело. Элоиз и ее друзья нарочно сегодня не пошли в Café des Roses, ведь Элоиз знала, что я могу туда прийти. И вот они здесь, в Café des Jumelles, переживают мелкую неприятность — встречу, которой так и не удалось избежать.
Мне мешает ком в горле. «Почему она меня ненавидит? — думаю я, глядя в холодные глаза Элоиз. — Что я ей сделала?» Правда, для того чтобы заслужить презрение Скай Оливейры и ее команды, я тоже ничего не сделала, если не считать моих неудач в спортзале и оставленного без внимания листка с инструкцией о том, как стать популярной. Сейчас, переминаясь с ноги на ногу на тротуаре, я вдруг теряю уверенность в себе. Я нелепа. А ведь лишь несколько секунд назад я, наоборот, была охвачена радостным волнением и даже полна надежд.
Похоже, недобрый взгляд Элоиз перечеркнул то, что случилось в Café des Roses. Какая же я дурочка! Растрепанная, не замолкающая ни на секунду американка, набросилась на свой bouillabaisse и то и дело заливалась румянцем. А Жак просто хотел позабавиться. Или получить хорошие чаевые.
Ком в горле не уходит, и на глаза — того хуже — наворачиваются слезы. Я, поспешно отвернувшись от Элоиз и ее друзей, опускаю голову и иду, все быстрее и быстрее, шлепая вьетнамками по брусчатке. Элоиз, несомненно, сейчас смеется надо мной из-за того, что я просто молчала, уставившись на них.
Я бегу вниз по бульвару, мимо закрытого бутика, мимо TABAC с его ярко-красной вывеской. Вот наконец и фонтан. Каменные купидоны со своими луками и стрелами словно хохочут надо мной. Тем не менее я подхожу к ним вплотную и сажусь на бортик фонтана.
Надо бы спешить к папе домой, чтобы написать Руби, спросить, что делать и с Элоиз, и с Жаком, и со всем остальным. Но Руби, скорее всего, на вечеринке в честь Четвертого июля и не сможет мне ответить. От этого еще больше хочется плакать.