Мне всегда казалось, что это здорово — иметь близнеца: у тебя есть лучший друг, и сестра, и двойник. Мама и Лидия даже работают вместе — в Хадсонвиллском колледже. Забавно представлять их обеих в кампусе: мама преподает философию, а Лидия — фотографию. Два одинаковых преподавателя Шапиро.
И у них на самом деле довольно близкие отношения. Помню, как после развода родителей тетя Лидия заходила почти каждый день, приносила пакеты с чипсами и гуакамоле собственного приготовления — называла его «целительной пищей». Они с мамой допоздна засиживались в гостиной и шептались, а я через коридор старалась заснуть. Однако в последнее время они проводят время по-разному. Для мамы нет занятия приятнее, чем послушать классическую музыку и почитать книгу о Платоне, а тетя Лидия мотается в импровизированные поездки слушать Arcade Fire и ходит на свидания с парнями, у которых все руки в татуировках и хипстерские очки. В результате я ее вижу реже, чем хотелось бы.
Сейчас они с мамой мне улыбаются.
— С добрым утром, соня, — говорит мама нараспев, ее карие глаза блестят. — Мы делаем красные, белые и черничные смузи, что же еще? У меня не было черники, а Лидия ее принесла! Кризис предотвращен.
А-а, сегодня Четвертое июля. В груди шевелится — нет, не счастье, а… назовем это не-грустью. Я обожаю этот праздник, он наступает ровно за две недели до моего дня рождения, у него вкус маминых клубничных, банановых и черничных смузи и запах зажаренных гамбургеров; он приносит с собой веселье, жару и беззаботность. Может, стоит поблагодарить папу за то, что позволил мне этим летом провести День независимости в Америке?
— Да, я герой, — говорит тетя Лидия, улыбаясь нам с мамой.
Я улыбаюсь в ответ. Мама хмыкает и возвращается к бананам.
— Итак, ребенок, — продолжает тетя Лидия беззаботным тоном, вдумчивые глаза следят за мной, — я слышала, у тебя изменились планы на лето.
Сердце сжимается.
— Можно и так сказать, — бормочу я и бросаю взгляд на маму.
Может, рассказать ей о моих сегодняшних бесполезных попытках позвонить отцу? Но это заставит ее волноваться, а она сейчас такая веселая, какой я не видела ее уже много месяцев. Даже наша вчерашняя ссора вроде забыта и прощена. Возможно, потому что в определенном смысле мама одержала верх.
— Да, я говорила с авиакомпанией! — вступает мама, глядя на меня через плечо, она прямо сама бодрость. — Сказали, что твой чемодан вернут в течение трех-пяти рабочих дней.
— Супер, — говорю я и бреду к шкафу. Достаю коробку Cheerios и зачерпываю целую горсть. Маму бесит, когда я не насыпаю хлопья в тарелку и не заливаю молоком, как все «цивилизованные люди» (ее выражение), но сегодня она не ругается. — Мой чемодан путешествовал больше меня, — бубню я с набитым ртом.
Я тяжело сажусь за кухонный стол и смотрю в окно на однообразные улицы нашего района: одноэтажные дома с квадратами газонов и тарахтением разбрызгивателей. Чуть позже, я знаю, мы с Руби пойдем в Сосновый парк смотреть фейерверк. Но что мне делать на следующий день? В голове звучит строчка из шекспировской пьесы, которую мы в этом году проходили по английскому: «Мы дни за днями шепчем: “Завтра, завтра”, так тихими шагами жизнь ползет…»[34]
— Итак, племянница моя, — громко говорит тетя Лидия, споласкивая клубнику в мойке, — у меня есть к тебе предложение.
— Лидия, — мама качает головой.
— Люси, прекрати, — отвечает Лидия. — Мы же договорились.
Я немного выпрямляюсь, сквозь туман жалости к себе пробивается заинтересованность. И о чем это у них был тайный разговор, обрывки которого я услышала?
— Какое предложение? — спрашиваю я.
Тетя Лидия поворачивается ко мне, вытирая руки о кухонное полотенце.
— Ты же знаешь, что этим летом я веду курс фотографии в колледже?
Я киваю.
— Да, как мама.
— Ну, — тетя Лидия поправляет палочку в волосах, — на снобистский философский курс твоей мамы принимают только студентов университета. А мой курс может посещать кто угодно. — При этих словах она со значением выгибает брови.
Я смотрю на нее непонимающе. Тетя Лидия смеется, всплеснув руками.
— Ну что же ты, Саммер? Будешь ходить на мой курс или нет?
— Погодите. Я? — от удивления я моргаю. Она кивает головой и опять смеется; мама с шумом открывает холодильник. — Но… я же ничего не знаю о фотографии, — возражаю я.