Анги выкатила свою громыхающую деревянными колёсиками доску из-под кровати госпожи. С сомнением посмотрела на белую простынь, но послушно расстелила на чистом тюфяке со свежей соломой и чехол этот странный, госпожой сделанный, натянула на пушистое одеяло. Тёплое, поди-ка...
Кто знает, что у госпожи теперь в голове-то, с тех пор как шандарахнулась она – не узнать прямо! Раньше-то за все годы столько не дарила, сколько сейчас за неделю! Да и булку белую Анги последний раз ела аж на ту Пасху. А теперь она, госпожа-то, каждый обед кусок оставляет! Перед сном Анги тихонечко помолилась за то, чтобы госпожа и дальше осталась такая – шандарахнутая.
14
Утром Анги разбудила разоспавшуюся госпожу на утреннюю молитву. Ирэн с удовольствием оглядела комнату. Чистая узкая кровать. Слава богу – без пыльного балдахина. Оттого и спалось сегодня легко и сладко! В камине, что почти напротив кровати – уютно потрескивают дрова. Ширина у комнатки – всего метра три, а длина – чуть больше, метров пять, наверное. У узкого высокого окна, от которого тянуло прохладой – стол и два стула. А больше пока нет ничего. Даже платье её висит прямо на стене, за гвоздь зацепили. Ну, зато чисто и приятно. Анги помогла умыться-расчесаться, а потом, уже перед выходом, тихонечко шепнула:
— Вы, госпожа, ежели вдруг спросят, скажите, что вчера мы обе постились с вами. Так и скажите, мол, малым постом душу очищали.
Всё же Анги было жаль госпожу. Ежели и правду забыла, что соврать нужно, так святой отец на неё такую епитимью возложит, что всем тошно станет.
Всё было так же, как и вчера, кроме того, что по окончании проклятий в сторону грехов людских, отец Карпий принимал исповеди.
Завешанный расшитым полотнищем вход в особую комнатку был незаметен. Первым туда попал лорд и пробыл не так и долго, затем – леди, которая освободилась так же быстро, как и муж. Сантию отец Карпий продержал уже подольше.
Питер сочувствующе вздохнул, даже пожал госпоже локоть, и Ирэн отдёрнула шторку. Коридор крошечный. Даже не коридор, а предбанник, метр на метр. Дверь со стеклянным окошком в верхней части. Таких дверей Ирэн здесь ещё и не видела. Там, за стеклом, неровно отблёскивают языки огня на факеле, кажется, что комната горит. Исповедальня – маленькая, узкая, на скамейке отец Карпий раскинулся от стены до стены. Маленькие глазки, похожие на две изюмины в сыром тесте, уставились на неё.
— Как он ещё и не застревает-то здесь? — удивилась Ирэн.
А вот второго места для сидения не было. Зато на полу, у ног священника, лежала большая плоская подушка. Как-то вот само собой получилось – Ирэн встала на колени на эту самую подушку, перекрестилась, не так, как привыкла, а так, как здесь принято, и уставилась в пол. Приходилось ей и раньше исповедоваться. Ничего особенного. Расскажешь всё батюшке, он поворчит немного и отпустит, велев молиться. Здесь же она не успела даже рот открыть, как отец Карпий в нееёвцепился. Вопросы-вопросы-вопросы… И все такие… противные… с подковыркой!
— А не держишь ли ты, дева, гнева в душе на леди Беррит? Может, думаешь о ней худое?
— А не мучают ли тебя, раба божья, мысли окаянные о мужчинах и любви плотской? Сны не снятся ли странные и тревожные?
— А давно ли постилась ты, в угоду господу? Часто ли молитвой душу очищаешь?
Ирэн отвечала не торопясь, тщательно обдумывая каждое слово. И что гнева нет на леди, а только благодарность за заботы и попечение. Что о мужчинах не думает, об этом, мол, пусть папенька думает, как он решит, так и будет. А постилась она как раз вчера, малым постом, вместе со служанкой своей – душу очищали…
Недовольно посопев, отец Карпий велел ей молитву пятьдесят раз читать вечером, вместо ужина, перекрестил и отпустил. Только в коридоре, вдохнув полной грудью, Ирэн поняла, как долго дышала в половину нужного. От жадных глотков прохладного коридорного воздуха даже голова немного закружилась. Но по-другому не вышло бы – вблизи отец Карпий вонял невыносимо. Надо же, скотине этакой, столько чеснока жрать! И не мылся он, похоже, от самого рождения.
До вечера успели многое. Сперва завтракали, потом пришёл подросток лет пятнадцати от господина Буста, и Ирэн с Питером ходили в другую башню, в ткацкий цех. Был здесь, оказывается, и такой. Санти, разумеется, уже копалась в мотках и клубках под объяснения пожилой пухловатой женщины:
— Эти нитки, госпожа Санти, они на чулки хороши…
Там, кроме ниток готовых, ещё и шерсти чистой Ирэн выпросила немного. И ниток дали и льняных, и пуховых, и шерстяных, не слишком и толстых, и даже шёлковых разных-разных. Небольшой мешочек с нитками золотыми, такими, которые Ирэн выдавала швеям. Это и был тринадцатый сундук, что лорд велел собрать в приданое. Туда же добавили ещё и больших размеров мягкий мешок – с мехом разным. Господин Беррит лично принёс и передал в руки. Посмотреть толком Ирэн не смогла, но сверху видно было, что там и чернобурка есть, и, вроде бы, песцовые шкурки. Да и связка норковых торчала.