— Не могу сказать, что мне понятна точка зрения правления, мистер Крофт-Кук, я очень огорчен… и… вы можете подумать… но я гуманист, все это так туманно… вы понимаете, я ведь врач. Я знаю, что эта заразная питьевая вода может погубить тысячи этих кули, и меня мучает совесть. Просто преступление не делать ничего, раз мы знаем, что источники, откуда поступает вода, полны микробов. А если принять во внимание, что труд этих кули ежегодно приносит фирме миллионы фунтов стерлингов, издержки будут не так велики, даже если она и затратит сотню тысяч рупий на то, чтобы эти же кули не гибли от москитов и бактерий…
— Ну что ж, — сказал Крофт-Кук, протягивая руку и прощаясь с де ля Хавром, ибо чаепитие с гостями сильно затянулось, а ему нужно было еще проверить и подписать счета, чтобы отправить их в Калькутту с вечерней почтой. — Я сделаю все, что могу, чтобы правление вновь рассмотрело ваше предложение.
— Я буду вам очень признателен, — пробормотал де ля Хавр. — Я чувствую, что… — он запнулся, не умея высказать то, что думал.
— Конечно, конечно, — вежливо добавил Крофт-Кук. — Ваша точка зрения мне понятна, и я сделаю все, что от меня зависит.
Де ля Хавр растерянно взглянул на Барбару, точно она могла помочь ему найти способ деликатно объяснить Крофт-Куку все, чего тот не понимал. Впрочем, может ли вообще что-нибудь понимать этот черствый человек, который стоит перед ним, как деревянный? Как он может понять, если он окружен каменной стеной предрассудков, если он твердо убежден, что по сравнению со своими хозяевами индийцы ужасно отстали в интеллектуальном отношении, а кули, голые и презренные кули, — существа, стоящие ниже людей?
Что мог понять Крофт-Кук, если думал, что участь раба на плантации все же предпочтительнее той жизни, которую кули вели у себя дома в деревне? Де ля Хавр взглянул на своего собеседника. Управляющий ждал, что врач скажет что-нибудь, что могло бы смягчить натянутость прощания. Но тот молчал, погруженный в свои мысли. В сущности Крофт-Кук лишь разделял всеобщее заблуждение: любой англичанин в Индии был в той или иной степени убежден в неспособности индийцев к самоуправлению. Редкие исключения, вроде самого де ля Хавра, казались просто странными в этой глуши и портили всю картину. Он вспомнил, что даже Туити, один из самых умных людей на плантации, считал, что он, де ля Хавр, преувеличивает. Правда, Туити был неразговорчив и всегда терпеливо, не прерывая, выслушивал де ля Хавра; но его редкие ворчливые реплики и скептическая улыбка, с которой он выколачивал пепел из трубки по окончании горячих филиппик де ля Хавра, достаточно ясно выражали его мнение. Раз вечером в клубе он высказал его более пространно.
— Знаете, — сказал он, — в общем кули здесь до известной степени находятся в более благоприятных условиях. Мы относимся с уважением к их обычаям и предрассудкам. Они имеют кров и пищу. Им позволяют держать коз и кур. У них незатейливые вкусы, и они, по всей вероятности, чувствуют себя неплохо. Представления их скудны, и они довольствуются небольшим запасом слов. Может быть, они действительно угнетены, я полагаю, никто не будет этого отрицать; но они не ощущают этого так, как ощущали бы мы. Этого нельзя забывать. — И он поглубже уселся в кресло и стал шарить по карманам, ища свой кисет с табаком.
Этот случай вспомнился де ля Хавру и на мгновение как будто озарил все; ему вдруг представилось, что, может быть, он и на самом деле преувеличивает. Он приготовился уходить.
— До свидания, миссис Крофт-Кук. До свидания, — стал он прощаться.
— До свидания, Джон, — улыбнулась ему миссис Крофт-Кук, поднимая голову от книги Маргарет Петерсон «Любовь в Сахаре», которую она раскрыла, когда мужчины начали спорить, на том самом месте, на котором остановилась утром.
— Подождите меня, Джон, — сказала Барбара, перед этим уходившая ненадолго. — Я пройдусь с вами.
— Я думала, ты поедешь верхом, моя крошка, — сказала миссис Крофт-Кук, — и заранее распорядилась, чтобы конюх оседлал твою лошадь, тем более, что он всегда слишком долго копается…
— Я не надолго, мама, — ответила Барбара и вышла вслед за де ля Хавром.
Крофт-Кук был слишком занят, чтобы вмешиваться в жизнь дочери, и ограничивался тем, что иногда выражал свое неодобрение ворчанием. И на этот раз он не стал слушать замечаний жены, а налил себе стакан неразбавленного виски и удалился в свою небольшую контору за верандой. А так как он был деловым человеком и, вдобавок, у него в голове стоял легкий туман от виски, он тут же забыл про докладную записку де ля Хавра о холере и углубился в реальные факты, выраженные в фунтах, шиллингах и пенсах.