— Вы, свиное отродье, смеете меня не слушаться?! — рычал Неоджи, и удары его палки градом сыпались вокруг, он опускал ее, не разбирая, куда попало. Он метался взад и вперед, словно носорог или разъяренный буйвол, и понемногу привел себя в состояние исступления. Возвышаясь над толпой плачущих, стонущих, извивающихся тел мужчин, женщин и детей и над зеленью чайных кустов, он напоминал самого Яму — двурогого, непобедимого бога смерти.
Леила побежала, прижимая к себе плачущего ребенка Нараина, когда звук выстрела пригвоздил ее к месту и она остановилась, не в состоянии сделать шага. Оглянувшись, она оступилась и упала. Как она ни была напугана, у нее хватило присутствия духа осмотреть ребенка и удостовериться, что он не пострадал при ее падении.
Притаившись в тени обвитых ползучими растениями кустов чая, пронизанных солнцем, сверкавшим на глянцевитой перистой листве, она вдруг услышала конский топот, и мимо нее пронесся всадник, подымая за собой клубы пыли. Она вытянула шею и стала прислушиваться. До нее доносились непонятные слова и резкий голос Рэджи Ханта, далеко разносившийся в тихом воздухе.
Выглянув из кустов, Леила увидела, что Неоджи перестал лупить народ, а сахиб объезжал верхом группы кули, сбегавшихся со всех концов плантации, и неистово свистел в свисток.
Тогда она вновь спряталась и поползла к канавке, по дну которой тихо сбегала струйка воды. Напоив из пригоршни младенца, она нагнулась и напилась сама. Ее обступила глубокая тишина, лишь сердце ее трепетало — так билась голубка, пойманная Будху.
— Я тут, Леила, — донесся до нее шепот жены Нараина, тоже спрятавшейся в канаве. Леила бросилась к ней.
— Поползем по кустам вниз к речке, а там перейдем по висячему мосту и вернемся домой, — предложила жена Нараина.
Леила охотно согласилась.
Будху все оглядывался назад, а Балу заплакал. Тут на них набросился стражник и с криком вернул их обратно:
— Ступайте к сахибу, ступайте к нему, свиньи этакие! Он вам всем воздаст по заслугам.
Спотыкаясь, они шли впереди стражника: он привел их к месту, где так внезапно началась свалка. Рэджи Хант сидел верхом на лошади, возвышаясь над возбужденной толпой, люди метались во все стороны, бежали, падали ниц, потом пытались подняться. Резкие окрики Рэджи на ломаном хиндустани перекрывали бормотание, стоны и возгласы, плач и вопли, вздохи и галдеж растерянных людей.
— Сукины дети, вы что, ополоумели, ослиное отродье?
Возбужденную толпу никак нельзя было образумить.
Люди с мольбой простирали руки или же угрожающе ими размахивали, ругаясь, прося и проклиная.
— Я вас всех перестреляю! — выкрикнул наконец Рэджи.
Эта угроза подействовала — люди притихли. Кое-кто застыл на месте, как изваяние. У иных от страха перекосилось лицо и все тело нервно подергивалось.
— Мало мы вас учим, — голос Рэджи дрожал от гнева на самых высоких нотах. — Неужели вы не можете прекратить свои свары? Пора бы вам научиться себя вести… — Он продолжал бы и дальше, но у него осекся голос.
— Все это из-за того, сахиб, — послышался несмелый голос из задних рядов толпы, — что нашим женам, сестрам и матерям нет покоя от приставаний.
— Что? Что? Кто смел сказать? Приведи его в контору, Неоджи, — загремел Рэджи. — Тащи его, я с ним разделаюсь. — К нему вернулась его уверенность — расправиться с одним кули было нехитро. — Разгоните их, — приказал он стражникам. — Пусть все идут по своим местам и работают. И помните! Застрелю любого, кто только пикнет! — Он молча обвел всех грозным взглядом, нагоняя на людей страх. — Вот только посмейте шевельнутся — застрелю на месте, — прорычал он снова. Потом еще раз грозно обвел глазами толпу, внушая страх и трепет, медленно подобрал поводья, тронул лошадь и поехал прочь по направлению к конторе.
Напуганные кули стали взволнованно перешептываться. Кое-кто посмелее выходил из задних рядов и громко обращался к остальным. Рэджи, отъехавший недалеко, круто повернул лошадь и снова налетел на толпу.
— Бей их, бей их, — скомандовал он стражникам, а сам, сжав губы, втянув неподвижную голову в плечи, въехал в толпу, в самую гущу, тесня мужчин, женщин и детей. Все смешалось, люди толкались, ползали, метались во все стороны. Напуганная толпа вопила и причитала, все растерялись, но Рэджи неумолимо направлял свою лошадь прямо на людей — ему хотелось топтать и давить.