— Что вы, что вы, Джон, — громко воскликнула Барбара, окинув де ля Хавра манящим взглядом своих глаз. — Ваши большевистские идеи здесь неуместны. Отец уже сердится на вас из-за меня, — добавила она тише, — вас уволят, если вы не будете вести себя прилично.
— Что он сказал? — осведомилась миссис Крофт-Кук и, не дожидаясь ответа, спросила: — Вам чаю или виски?
— Виски, пожалуйста, миссис Крофт-Кук, — сказал Рэджи.
— И мне тоже, — присоединился Чарльз Крофт-Кук.
— Лай Бакс, принесите сахибам два виски, — приказала миссис Крофт-Кук слуге. — Но ведь у нас нет ни сельтерской, ни льду… Нет, в самом деле, Чарльз, я просто не понимаю, как ты можешь пить теплое, неразбавленное виски в такую жару? Право!
— Как? Разве сегодня не привозили льда? — спросил Крофт-Кук.
— Нет, — ответила миссис Крофт-Кук. — Во всяком случае, конюх не доставил его нам, если лед даже и привезли в контору. Уж эта прислуга! Лай Бакс давно мошенничает с овощами. Я ездила на базар в прошлую субботу и узнала, что артишоки продают по одному анна[9] за сер[10].
— А какую цену он говорил? — спросил де ля Хавр, бросив на нее насмешливый взгляд.
— Два анна! Вы подумайте! Ровно вдвое! Эти туземцы — прирожденные обманщики.
— Пустяки, мама, он славный старик, — сказала Барбара, у которой еще не успело сложиться определенного взгляда на туземцев, потому что она всего год как кончила среднюю школу и большую часть жизни прожила в Дульвиче у тетки. — Вы знаете, как он учил меня готовить омлет сегодня утром? Он сказал: «Мисс сахиб, я поджарю вас, чтобы выучить», правда прелестно?
— Это не плохо, — улыбнулся Рэджи. — В свою последнюю поездку в Калькутту я купил в магазине Тэккера целую книгу таких анекдотов, составленную каким-то бабуджи. Называется «Досточтимый сэр». Настоящие перлы. Непременно дам ее вам. Презанятно!
— Это все оттого, что их так плохо учат, — нравоучительно произнес де ля Хавр. — На самом деле индийцы способны к языкам. А много ли мы сами знаем слов на хиндустани, кроме ругательств и проклятий?
Он покраснел, поняв, что опять не удержался, чтобы не заступиться за туземцев. Но нельзя было оставить без ответа такую явную бессмыслицу, хотя он знал по опыту, что эти споры к добру не приводят.
— Оставьте, Джон, эти туземцы такие лентяи, — перебила его миссис Крофт-Кук, машинально стремясь замять неловкость. — Им нельзя потакать — они прирожденные обманщики и воры. На днях я поймала женщину-кули, она рвала розы в нашем саду, и я ее прогнала. Они выпускают своих коров и буйволов на участок за нашим бунгало, где у Чарльза посажены овощи. Мы не должны их баловать…
Она замолчала при появлении Илахи Бакса с подносом, на котором стояли бутылка виски, графин с водой и два стакана.
— Неужели вы хотите сказать, — продолжала она, когда слуга вышел, — что Лай Бакс и я — ровня? Он все время просит прибавки, с тех пор как съездил в Калькутту к сыну. Старик дал ему образование на деньги, которые заработал в нашем доме, а теперь этот мальчишка настраивает его против нас. Чуть что — старик заявляет, что устал. Вечно он устает…
Чарльз Крофт-Кук нахмурился, наливая виски себе и Рэджи Ханту. Ему было неприятно, что жена говорит такие глупости. Не то чтобы он не разделял ее мнения, но она была чересчур наивна. Прожив двадцать лет в Индии, он твердо усвоил, что англосаксам есть чем гордиться. Помимо того, он вообще не любил пустых разговоров, а в особенности на темы, которых разумнее не касаться. Лично он интересовался лишь одним — чтобы каждый делал свое дело как следует. Он придерживался простого правила, что всех кули, которые работают хорошо, надо награждать, а лентяев и смутьянов наказывать. Этот же принцип он старался применять и у себя дома. Исполнительность превыше всего! Последнее время на настроениях кули сказывались последствия шумихи, поднятой этими типами из партии Национальный конгресс. В глубине души он ощущал страх всякий раз, когда до него доходили слухи о террористических актах в Калькутте. Не то чтобы он чувствовал себя на отшибе в небольшой кучке белых людей, потерявшейся среди тысяч кули; просто все это его слегка тревожило. Его черствость и высокомерие создали ему кое-какой престиж. Кроме того, находясь среди английских служащих на плантациях, надевая, по примеру своих более знатных и важных соотечественников, под жилет стальной нагрудник и не расставаясь с револьвером, он чувствовал себя в полной безопасности.
— Но ведь и ты устаешь в эту жару, мама, — с безжалостным легкомыслием юности продолжала подшучивать над своей матерью Барбара.