Когда Айз оставляет меня стоять у раковины, такой же голой, как и я, в тот день, когда родился, а затем идет к огромной душевой кабине, мне нечего больше делать, кроме как стоять и смотреть на него.
С целеустремленностью мой мужчина проверяет температуру и настраивает все насадки для душа, пока не становится удовлетворен тем, в каком положении они находятся. Довольный Айзек отступает назад и едва заметно кивает мне, приглашая войти.
Я делаю несколько шагов, пока не оказываюсь перед ним.
Не сводя глаз с Айзека, я спрашиваю:
— Ты собираешься раздеваться? В душе обычно находятся голыми.
— Залезай первым. Мне нужно взять кое-что из чемодана.
Я вскидываю бровь, но Айз больше ничего не говорит. На самом деле, он выглядит слегка неловко, что может казаться довольно милым или расцениваться, как тревожный звоночек, в зависимости от того, под каким углом смотреть.
Я мог бы подтолкнуть Айзека к разговору, но меня манит горячая вода, а какое-то внутреннее чувство шепчет мне оставить его в покое. Пусть делает то, что нужно, без суеты.
— Не задерживайся. Горячая вода может закончиться.
Айз уходит, бросая через плечо:
— Это пятизвездочный отель, если вода остынет, я хочу вернуть деньги.
— Ага, вот только мы не платим за номер.
Мужчина поднимает руку, как бы говоря «без разницы», и уходит. Какое-то мгновение я смотрю на пустой дверной проем, желая последовать за ним — быть рядом и выяснить, что у него на уме.
Но тихий голос в моей голове шепчет, что сейчас не время, и на этот раз я его слушаюсь.
Несколько минут под горячей водой, и я наконец расслабляюсь, позволяя жару смыть весь свой день.
Я так скучал по Айзу, но теперь, когда он здесь, со мной, мир кажется светлее и ярче. Таким, каким и должен быть.
Схватив шампунь с кафельной полки, я начинаю намыливать волосы. Дверь в душ открывается и закрывается, а я остаюсь стоять под струей, закрыв глаза и смывая пену.
Ощущаю приближение Айзека еще до того, как его рука опускается на мое бедро. Мои глаза все еще закрыты, а сердце внезапно подпрыгивает и начинает биться не в такт.
Словно чувствуя мои бурлящие внутри эмоции, Айзек командует низким голосом:
— Посмотри на меня, Флинн, — другой рукой он находит мою талию и слегка меня приобнимает. — Открой глаза и посмотри на меня.
Я колеблюсь лишь секунду, важность момента отрывает меня от ощущения влаги на коже.
Все очень серьезно.
Не знаю, откуда мне это известно. Просто знаю и все.
Может быть, это ничего не значит. Возможно факт, что Айзек рядом, вскружил мне голову.
Но я не узнаю наверняка, пока не взгляну в его лицо.
Открываю глаза и встречаюсь со взглядом моего мужчины. В его ореховых глубинах я вижу предвкушение, надежду и, вероятно, беспокойство, но все же подавляющее чувство, которое также отражается и в моих глазах — любовь.
Его любовь ко мне.
Моя любовь к нему.
Наше общее чувство.
Когда-то мы были сами по себе, а теперь нас двое.
Мой взгляд блуждает по его лицу, впитывая каждую черту, скользит вниз по шее Айзека к теперь уже обнаженным плечам, по теням и впадинам, созданным его ключицей, между четко очерченными грудными мышцами, пока не останавливается на новой тату, нанесенной прямо над сердцем.
Там красивыми черными чернилами с белыми бликами изображена детализированная роза ветров с символом бесконечности в центре. Под замысловатым рисунком видны слова, написанные тем же шрифтом, что и тату на спине:
Где бы ты ни был
Я поднимаю руку и осторожным прикосновением пальцев прослеживаю красивый рисунок.
Айзек позволяет мне досыта на него насмотреться. Я ощущаю напряженный мужской взгляд на своем лице, пытаясь понять, что Айз хотел сказать своей новой тату и почему скрывал ее.
— Для тебя, — наконец признается он, и мои пальцы дрожат, прежде чем опуститься вниз, чтобы проследить слова.
— Она прекрасна.
Но дело не только в этом.
Айзек поднимает правую руку и хватает мою, чтобы остановить движение.
Проходит секунда, прежде чем я кое-что замечаю, и если раньше мое сердце бешено колотилось, то теперь оно останавливается, пропускает удар и возобновляется с еще более дикой скоростью.
На безымянном пальце правой руки Айзека красуется простое платиновое кольцо, инкрустированное единственным прямоугольным бриллиантом.
Я чувствую, как хмурю лоб, а мой взгляд перебегает от кольца на пальце Айзека к его лицу.
Он видит вопрос в моем взгляде и поднимает левую руку — брачную — пока обе не обхватывают мои.
Я снова опускаю свой взгляд, и от увиденного мой рот раскрывается в беззвучном вздохе.
На левом безымянном пальце Айзека находится такое же платиновое кольцо, как и на правом.
— Флинн Филлипс, — голос мужчины слегка срывается на моем имени, но он прочищает горло и продолжает, пока я смотрю в его красивое лицо, замечая преданность во взгляде. — Не знаю, как лучше поступить, потому что никогда не думал, у меня появится такое желание, — Айзек сглатывает, и мое сердце готово выпрыгнуть из груди. — Когда я думаю о любви, то вспоминаю дом. Я думаю о своих родителях, о браке, который их связывает, и о любви, которую они разделяют. Размышляю о своих братьях и их детях, — Айз отпускает мои руки, начиная снимать кольцо с правой руки. — Никогда не думал, что карты лягут таким образом. Я даже предвидеть не мог, что мне захочется иметь идеальный дом с детьми. И совершенно не представлял, что дом может означать что-то, кроме моей семьи, — он поднимает кольцо и берет меня за левую руку. — До тебя.
Мне кажется, что Айз собирается надеть кольцо на мой палец, но он этого не делает. Вода все еще струится по моей голове, а ее капли стекают по лицу. Мужчина поднимает мою руку и кладет ее себе на грудь, прикрывая новую татуировку. От жара его кожи ладонь начинает покалывать, и мне хочется вцепиться пальцами в плоть, хотя бы для того, чтобы убедиться, что Айзек здесь и сейчас — держит мое сердце в своих руках.
— Ты мой дом, Флинн. Где бы ты ни был, мой дом рядом с тобой, — Айзек надевает кольцо на кончик моего пальца, и легкая нервная улыбка трогает уголки его губ. — Выходи за меня. Выходи за меня и позволь стать твоим домом. Позволь быть убежищем, в котором ты так нуждаешься. Где бы ты ни был, Флинн, я хочу всегда находиться рядом. Мой дом там, где ты.
Эпилог
Флинн
Премьера фильма состоялась четыре дня назад с рекордно-кассовыми сборами. Завтра я отправляюсь в месячное турне по всему миру, и Айзек едет со мной.
Он согласился стать официальным фотографом для тура — уверен, мой агент, Тина, приложила к этому руку.
Но сейчас я ни о чем таком не думаю.
Когда стою у открытых французских дверей дома родителей Айзека и смотрю на большой белый шатер, установленный в конце их прекрасно ухоженного сада, меня охватывает чувство духовной близости и умиротворения.
За моей спиной раздается стук по двери, и знакомый голос спрашивает:
— Пенни за твои мысли.
Я оборачиваюсь и смотрю в лицо матери.
Она прекрасно выглядит в своем бледно-голубом кружевном платье, ее темные кудрявые волосы очаровательно зачесаны назад, и я поражаюсь тому, как сильно на нее похож.