— Почему… Почему ты просишь прощения? Ведь это я веду себя как избалованный придурок. Я единственный, кто относился к тебе как к ничтожеству, в то время как ты являлся для меня всем, Айз. Ты — мой мир! — его грудь вздымается, а слова вырываются из горла вместе с воздухом, наполняющим легкие, отчего Флинн начинает задыхаться.
Я не могу находиться так близко к нему и не прикасаться, но мы все еще стоим на шаткой почве недосказанности. Поэтому, вместо того, чтобы протянуть руку, схватить Флинна за шею и притянуть его рот к своим губам, чего так сильно желает вся моя сущность, я делаю медленный шаг вперед и беру его руку в свою. Тепло прикосновения мужчины, то, как его пальцы скользят между моими, а затем сжимаются в тугой хватке, немного облегчает внутреннюю тревогу.
— Поехали домой, Флинн.
Он тяжело сглатывает, смотрит вниз на наши соединенные руки и, не встречаясь со мной взглядом, шепчет:
— Я хочу этого больше всего на свете. Скажи мне, что я не испортил наши отношения.
А когда поднимает свой взгляд на меня, я стараюсь удержать его, чтобы Флинн не усомнился в моих следующих словах.
— Ничего ты не испортил. Мы ссорились еще до того, как сошлись. Это просто незначительный всплеск эмоций, над которым, конечно, стоит поработать. Но ни один из них не может навредить нашим отношениям, — одной я рукой сжимаю ладонь Флинна, а другой подхватываю свою сумку. — Давай выбираться отсюда, — я ловлю взгляды прохожих, замечая несколько телефонных камер, нацеленных в нашу сторону, прежде чем повернуть голову, чтобы поймать взгляд Флинна. — У нас уже собралась аудитория, а то, что я хочу сказать и показать, не предполагает наличие публики.
Флинн переводит взгляд на легкую улыбку, которую я не могу сдержать, и его губы тоже слегка изгибаются.
— Мне бы этого хотелось.
— Тогда почему мы все еще здесь? Давай, поехали, пока не собралась толпа, — склоняю голову набок и тихо говорю: — Клянусь, вон та женщина пытается увеличить на своем телефоне изображение твоей задницы в неприлично узких джинсах, — лично я бы так и сделал.
Флинн моргает и, кажется, наконец, понимает, что мы не одни, и мир все еще вращается вокруг нас — некоторые из прохожих останавливаются, чтобы посмотреть на наше воссоединение, словно это эпизод какого-то реалити-шоу.
Я прямо вижу заголовки в блогах:
«Секс-символ и бывшая звезда Инстаграмма, а ныне голливудский актер, Флинн Филлипс, был замечен со своим любовником-мужчиной возле Хитроу Т2. Оба о чем-то спорили».
Меня всегда называют его «любовником-мужчиной», ведь нужно обязательно отметить этот факт, правда? Будь я женщиной, меня бы называли просто любовницей, однако мой пол имеет значение. Не могу дождаться, когда заткну им рот. Им останется лишь называть меня его мужем.
Муж.
Чтоб меня.
Нам еще столько всего предстоит пережить, прежде чем я смогу возложить на Флинна такую ответственность.
Словно в насмешку над поворотом моих мыслей, под хлопковым материалом рубашки начинает зудеть заживающая тату.
— Не думаю, что она пытается получше разглядеть мою задницу, — шепчет Флинн мне в ухо, пока я веду его к стоянке такси прямо мимо женщины, которая даже не скрывает того факта, что снимает нас. У некоторых людей ни стыда, ни совести.
Я крепче сжимаю ладонь Флинна, прежде чем отпустить ее, чтобы открыть пассажирскую дверь первого попавшегося такси и достать кошелек.
— Ну, что ж, шоу окончено. Ей придется вторгнуться в чью-то другую личную жизнь. Давай, — я киваю ему, чтобы он садился первым на заднее сидение, — поехали отсюда.
Флинн неуверенно улыбается мне, передавая свою дорожную сумку водителю, и я следую за ним в машину. Еще одна маленькая деталь приносит облегчение, когда я обнаруживаю, что Флинн сел посередине, ожидая, когда я усядусь рядом. Я не был уверен, что он готов тут же опустить свои стены, но его потребность стереть расстояние между нами, даже во время поездки на такси, снимает еще один «слой» беспокойства в моей груди.
Когда я сажусь рядом с Флинном, он снова тянется рукой к моей, и после того, как называем водителю наш адрес, нескольких минут мы просто сидим в тишине. Каждый из нас довольствуется тем, что позволяет присутствию другого успокоить свои эмоции, которые терзали обоих в течение последних дней.
Через несколько минут тихие слова Флинна разбивают хрупкий пузырь, окружающий нас.
— С Микелем произошел несчастный случай на съемочной площадке. Он сейчас в больнице.
Я наполовину поворачиваюсь к нему лицом. Наши ноги все еще соприкасаются от бедра до колена, а тепло его тела еще глубже проникает сквозь ткань моих джинсов.
— Так вот почему съемки отменили? Он в порядке?
Флинн кивает.
— Да, на первый вопрос, и я понятия не имею, в порядке он или нет. Я уехал и, с тех пор, ни с кем не созванивался, кроме Джессики, которая сейчас, наверное, уже в Нью-Йорке, — затем он сглатывает и признается: — Это ее я должен благодарить за то, что она дала мне пинка под зад и побудила прыгнуть в самолет.
— Обязательно пошлю ей самый большой букет цветов в знак признательности, — я сжимаю его руку, и Флинн мягко улыбается мне в ответ. — А как же руководство? А съемочный павильон? Они вообще знают, что ты улетел?
Он поворачивается и смотрит в окно машины, а когда отвечает несколько секунд спустя, в его голосе слышится опустошение.
— Нет, они понятия не имеют. А это значит, что меня, скорее всего, уволят, — когда Флинн снова поворачивается ко мне, я вижу в его глазах не сожаление, а облегчение. — И, честно говоря, у меня нет сил на переживания по этому поводу. Мне казалось, что я легко могу стать актером, но если этот фильм чему-то меня и научил, так это тому, что съемки «Обречённости» с тобой и Джейком были счастливой случайностью. Я не профессиональный актер. В лучшем случае, любитель, которому повезло. Не думаю, что мне стоит продолжать. Не только в этом фильме, а вообще в кино.
Флинн и правда так считает. Я вижу это по его лицу. Он не сдается. Просто ставит под сомнение свой карьеру и выбор, который сделал.
— Давай просто вернемся домой. Не нужно принимать никаких решений, особенно после долгого полета и стресса, который ты пережил, — я притягиваю Флинна ближе к себе, и он кладет голову мне на плечо, а его взгляд возвращается к проплывающему мимо пейзажу. — Я рад, что ты здесь, в моих объятиях. Мне так это было нужно, — затем глубоко вздыхаю и признаюсь: — Слава богу, что я решил посидеть на этой скамейке и подышать свежим воздухом, а то сейчас бы летел в Лос-Анджелес, а ты остался гадать, куда же я пропал.
По телу Флинна пробегает легкая дрожь, и мне уже известно, что его следующее признание дорого ему обойдется, однако он все же шепчет:
— Если бы я вернулся домой и увидел, что тебя там нет, то сошел бы с ума. Не знаю, где, черт возьми, находился мой разум в последнее время. Все настолько запуталось, — мужчина откидывается назад, чтобы посмотреть на меня, — но я никогда не желал, чтобы наши отношения стали сопутствующим ущербом.