Алексей Николаевич Мошин
Два мецената
I
Сергей Петрович Воронин служил в правлении N-ского страхового общества и зарабатывал довольно для того, чтобы жить с семьёй в полном достатке, если, конечно, не позволять себе чего-нибудь особенного; но он имел пагубную страсть собирать произведения живописи. Жил он скромно, не пил, не считая случаев, когда «необходимо бывает» выпить: в торжественных обстоятельствах, – и даже не курил; сам одевался и семью одевал так, чтобы только было мало-мальски прилично, – и всё-таки всегда нуждался в деньгах из-за своей пагубной страсти. Когда он обращался к кому-либо из знакомых с просьбой одолжить ему двадцать пять рублей до жалованья, – ему сначала редко отказывали: Воронин прежде аккуратно расплачивался; ему давали взаймы. но укоризненно качали головой, а некоторые приятели и прямо его упрекали:
– Опять какую-нибудь мазню присмотрел?.. Эх ты…
Один только знакомый, старик бухгалтер Мурзилов, находил извинение этой страсти Сергея Петровича. Мурзилов говорил:
– Каждый по своему с ума сходит. У каждого человека есть своя зацепка… А Сергей Петрович, при своей странности, человек достойный.
Воронин понимал толк в живописи. Многие известные художники знали его лично, потому что он приходил к ним в мастерскую, знакомился и говорил:
– Простите пожалуйста, что осмеливаюсь вас беспокоить… Но у меня страсть… Несколько мазков вашей кисти, – это моя мечта… Между тем, я не имею возможности затратить больше пятидесяти рублей… Может быть за эту сумму вы мне уступите какой-нибудь, самый незначительный, набросочек.
Если художник уже слышал о Воронине, – он охотно продавал ему за пятьдесят рублей этюд или эскиз, которые стоили гораздо больше. Если Воронин был художнику совсем неизвестен, – выяснялось сейчас же, как тонко понимает странный меценат в живописи, как верно угадывал он замыслы, грёзы художника по нескольким штрихам… Знакомство устанавливалось и Воронин уходил с этюдом. Иногда с него даже не брали денег совсем и, во внимание к его «охоте смертной при участи горькой» дарили ему этюд. Тогда Воронин старался изыскать всякие способы, чтобы не остаться в долгу перед художником: присылал тому что-нибудь в подарок «от неизвестного» или сам приносил несколько вещиц своего изделия: Воронин выжигал по дереву, недурно выходили у него и тиснения по коже, и некоторые другие кустарно-художественные работы.
Долго не решался Воронин пойти к художнику Зимину, старому профессору, слава которого гремела по всему миру. Но наконец решился пойти и к Зимину. Предварительно Сергей Петрович считал необходимым собрать деньжонок не меньше, как сто рублей. И с этой суммой было страшно к Зимину пойти, – это не то, что к Рамилову, который и за двадцать пять дал великолепный эскиз своей картины, или к Рубаченко, – который за пятьдесят уступил настоящую картину. Когда настал желанный час для Сергея Петровича и он, призаняв малую толику, положил в свой тощий кошелёк целую сторублёвку, – он не мог дождаться воскресенья, дня свободного от службы, а просто отпросился у начальника и поехал к Зимину.
Сергея Петровича провели в гостиную, и к нему вышел из мастерской художник в синей блузе поверх пиджака.
Зимин выслушал внимательно говорившего робко Сергея Петровича, взял сто рублей, попросил минутку обождать и вынес из мастерской маленький набросочек карандашом, вырванный из альбома и даже не подписанный.
– Вот вам… Больше ничего не могу.
Воронин взглянул на рисунок, подлинный рисунок великого художника и, приняв с благоговением маленький листок бумаги, поблагодарил за внимание к его просьбе.
Профессор пристально и серьёзно смотрел на Воронина и довольно сдержанно с ним простился. Но когда Сергей Петрович уже оделся в передней и собрался уходить, Зимин попросил его остаться на несколько минут и посмотреть его мастерскую.
Замирая от восторга, Сергей Петрович сбросил пальто и пошёл за художником в его мастерскую. Здесь профессор стал показывать Сергею Петровичу свои картины и оконченные, и только начатые, показывал этюды, эскизы, альбомы.
– Столько счастья вы дали мне, профессор, столько счастья… – благодарил Сергей Петрович.
– А как вам нравится вот эта? – спросил Зимин, показал небольшую свою картину «Тоска», которая была на прошлой выставке и вызвала много толков.
– Это… об этой картине так много говорилось, – скромно ответил Воронин.
– Ну, а ваше личное мнение? Откровенно…
– Откровенно, – это одна из самых лучших ваших работ, профессор… Мне кажется, вы писали эту вещь в наивысшем экстазе художественного творчества.