Ты должен быть сразу птицей и Шампольоном,
Чтобы читать их, эти тайные письмена.
Чтобы читать их, эти странные письмена.
Йети затих, медленно крутя стакан в руке.
Сломался посох, истлело рубище - ну и что ж -
Твой звездный голод неутолим,
Ты вновь в пилигримах, ты выбрал дорогу и ты идешь
В небесный свой Иерусалим.
Ты вновь в пилигримах, ты выбрал дорогу и ты идешь
В случайный свой Иерусалим.
Далеко, там, где сломанные мостки мерно бултыхались у пустого разорённого домика, по речному руслу пришла нежданная, молчаливая и неодолимая волна.
Ты идешь на огонь, но плохи шутки с этой свечой -
В пожар бессилен антипирен.
Ты сделал ступенью к небу обугленное плечо,
Скажи, чего ты хочешь взамен.
Марк молчал и думал о чём-то. Лицо его казалось стальным в свете костра.
Ведь это не небо, это только бумага,
По синему полю розовые шрифты.
По жизни полшага, и по смерти полшага,
И полшага до песни - посередине ты...
А там, где по руслу катилась странная волна, одним движением, словно ножом, она сняла неряшливый могильный холм и вытолкнула нежданно ставший гробовым ящик из земли.
Неторопливо всплыл он и, покачиваясь, неторопливо понёсся на её гребне в ночное, серебряное от лунного света море.
Следом за ним плыли остатки мостков и домика, снесённого вместе с опорами.
Гитарист опустил пальцы, и дрожь струны затихала во мраке.
Кракли, Йети, Феодос и Марк молчали.
- Да, а что это за шум? - спросил гитарист вдруг. - Река рядом?
- Река, - ответил Марк. - И море.
В его глазах разгорались серебряные искры.
* - Олег Медведев, “У Бриллиантовой реки”
** - Олег Медведев, “Полшага до песни”