- С облегченьицем, - флегматично сказал Кракли.
Феодос коротко кивнул, отвернулся и опустил руки в волну за бортом.
Обтёр ладони в волне, умыл лицо.
- Возьми, - протянул ему фляжку и половину рыбины Кракли.
- А вода есть? - хрипло спросил Феодос, взяв и то и другое.
- На, - протянул кружку Йети-Карапуз, - ведро вот.
Феодос зачерпнул, выхлебал, зачерпнул ещё.
Сгрыз данную половину рыбины.
- Полегчало? - спросил Речник.
Феодос неловко кивнул.
- Ну тогда хлебни и присоединяйся, - сказал Кракли.
Феодос хлебнул.
- Но почему ты говоришь, что смерть - это не зло? - спросил Йети Настырника.
- Её связывают со злом, - ответил Настырник, - церез боль, страх. Иногда - церез неуклонный, превозмогающий всё процесс - разлозение. Целовек говорит - смерть, и подразумевает боль. Боль для него зло, потому цто сильнее его. Или говорит - смерть, а думает про страх. И цто самое глупое - человек говорит “зубной врац”, и не говорит - зло. Хотя самый глупый - да, мозет сказать, что врац - это зло. Но все смотрят на него и говорят - да ты зе дурак, детоцка. Идиотик. И всем всё понятно. А вот если сказет целовек - смерть это зло, и все как один - головами бух, истину, мол, глаголет.
- А какая, нахрен, разница? - спросил Кракли и отхлебнул из фляги.
- У тебя в кармане лезыт нозык, - ответил Настырник и поглядел на лунную дорожку, - он - зло?
- Почему, - ответил Кракли, - ножик это ножик.
- А если тебе этим нозыком яйца отрезут? - спросил Настырник - Будет злом?
Кракли хлебнул.
- Есть искус так сказать, - признал. - Но большим злом будет тот, у кого он в лапе окажется.
- А если другой на тебя нападает, а нозык у тебя в руке, тогда цто? - спросил Настырник.
- Тогда больше на добро похоже, - ответил Кракли, чуть подумав.
- Вот и оно, - сказал Настырник - зло и добро это у того, кто о них думает. Каздый сам определяет, цто зло, а цто добро. Нету такого, цтобы зло для всех зло, а добро для всех добро. Дазе тогда, когда один умирает, а другой остаётся, мозет быть, цто для одного смерть зло, а для другого - добро. Верно, Йети?
- Да, - сказал Йети.
- А что так? - спросил Речник.
- Я умирал от боли, - ответил Йети и затянулся - рак лёгких. Метастазы. Когда смерть пришла, боль окончилась.
Речник кивнул.
- Значит, добро и зло для каждого разные, - сказал он. - В общем, похоже.
- Ага, - кивнул Кракли, - один вынул у тебя из кармана деньги, и ему хорошо. А у тебя вынули из кармана деньги - тебе плохо. Всё, бл*, относительно.
Он снова хлебнул.
- Да, - сказал Настырник, - и потому нельзя было есть яблоко. Вецный, бл*, диатез с тех пор.
- И мозги пучит, - сказал Кракли.
- Я повстрецал вцера пи**ец, - сказал Настырник, усмехнувшись, - он быз задумцив и пецален. Мы обсуздали мою смерть, - он шмыгнул носом, - за цаем.
Кракли захохотал, брызнув изо рта разведённым спиртом.
- Блин, Настырник, - сказал он, просмеявшись - предупрездать, тьфу, блин, предупреждать надо.
- Зачем? - спросил Настырник - зопа з не предупрездает, когда пёрнет.
- А ты разве жопа? - спрсил Йети и затянулся.
- А цто, и пёрнуть узе нельзя? - спросил Настырник. - Когда я перзу, я - зопа.
- Ты человек, - сказал Йети, - а не жопа.
- Целовек, - сказал Настырник, - это несусествуюсяя тварь. Нет такого сусества - целовек. Есть зверь, который мозет быть добром, злом, зопой или цленом, иногда - рассудком, а иногда - тоской. Целовек - это несусествуюсяя тварь.
- Ты увлёкся софистикой, - сказал Йети. - Причём в самом грязном её воплощении.
- Софистика, - улыбнулся Настырник - это продукт ума. Это идея, мысль, способ выстраивать эти самые мысли. И это лозь. Как и всё, цто зывёт в уме.
- Эка тебя развезло, - заметил Йети. - Куда б человек делся без ума? В пещере бы сидел?
- Да, - сказал Настырник, - сидел. А одназды придумал, цто в песере ему холодно, и придумал, цто надо вход завесить. И завесил. Придумал лозь, сделал её правдой. Завалил кого-то.
- Ну и завалил, - сказал Йети. - И что с того?
- А ницего, - ответил Настырник. - Завалил и завалил. Завесил и завесил. Только потом, когда валить оказалось узе некого, завалил себя сам, снял скуру, и скурой этой обил стены, цтобы не задувало. Привык, бл*, из лзы делать правду. Удобно. А цто кровь тецёт - так засохнет, и срамы закроют плоть.
- Эка ты на спирт реагируешь, - сказал Йети. - Аж страшно.
- Когда пью, - ответил Настырник, - одна боль меркнет, зато другая проступает.
- И что? - сказал Йети.
- А то, - ответил Настырник, - цто тогда нацинаес понимать, как глубоко боль в тебе зывёт, как глубоко она тебя пронизывает. И самое злое, - он усмехнулся горько - цто эту боль ты сам собираес, складываес, скруциваес, отковываесь рзавым гвоздиком, а потом - он снова усмехнулся - в себя втыкаес. Медленно так, не торопясь. Потихоньку. Отплёвываясь. Морсясь про себя. Дескать, цто это такое - всего-то гвоздик в себя воткнуть. Да повернуть, цтобы не выпал. А там - есё один. И есё. Стеклецом битым присыпать.