После того, как в конце 1920-х гг. был открыт радиационный мутагенез, вейсманистская доктрина "непрерывной и неизменной зародышевой плазмы" была модифицирована. Её новая форма допускала возможность изменения генов, но утверждала, что такие изменения являются, во-первых, случайными, а во-вторых, очень редкими. "Мутации очень редки и имеют случайную природу" (Мёллер)[1]. Возможность влияния внешней среды на наследственость теперь также допускалась, однако утверждалось, что это влияние не может быть направленным, а лишь увеличивает частоту мутаций, сохраняя их случайный характер. Исследователь радиационного мутагенеза Мёллер на дискуссии 1936 года подчёркивал: "Генетический анализ указывает на полное отсутствие какого-либо влияния внешних условий на характер возникающих генных мутаций, рассматриваемых с точки зрения их фенотипического проявления… характер возникающих мутаций не обнаруживает видимой связи с характером изменения внешней среды… под влиянием радиации частота мутаций увеличивается… практически невозможно сколь-нибудь точно контролировать направление возникающих мутаций". С ним полностью соглашались другие вейсманисты. Например, Н. Вавилов, на той же дискуссии, говорил: "возможность адекватных изменений наследственности никем не доказана и противоречит современным представлениям"[2]. Мёллер утверждал, что такого же мнения придерживался и создатель хромосомной теории наследственности: "точка зрения Моргана на данный вопрос, как и на другие важные вопросы, касающиеся гена и его мутаций, находится в полном согласии с тем, что я говорил здесь"[3].
Мёллер подчеркивал, что "случайность и нецелесообразность изменений" является мировоззренческой идеей, "центральной для всякого материалистического, лишённого телеологии, толкования эволюции"[4].
Мичуринцы отмечали ключевое значение концепции "случайных и ненаправленных мутаций" в системе взглядов своих оппонентов.
"Современная генетика <вейсманизм> стоит на той точке зрения, что условия внешней среды не вызывают каких-либо определённых наследуемых изменений растений и животных. Причину изменений растений и животных генетика видит в очень редко появляющихся мутациях. Изменения же, вызываемые мутациями, в представлении генетиков случайны, весьма разнообразны, но ни в коем случае не направлены" (Долгушин, выступление на дискуссии 1936 г.[5]). "Генетики категорически отрицают возможность направленного изменения наследственной основы растений путём соответствующего воспитания их в ряду поколений" (Лысенко, выступление на дискуссии 1936 г.)[6]. "Признать участие условий существования в конкретном направлении изменений наследственной природы организмов, это значит отказаться от "святая святых" формальной генетики, то есть отказаться от всеми <вейсманистами> принятого исходного положения об особом, независимом от условий существования и развития организма "веществе наследственности", отказаться от принципа неизменности гена в огромном ряду поколений" (Долгушин)[7].
Со своей стороны, мичуринцы держались по затронутым вопросам прямо противоположного мнения: условия жизни организма влияют на его "наследственную основу", и это влияние в ряде случаев является вполне определённым. Из чего вытекала, соответственно, и возможность направленного изменения наследственных признаков. Основным теоретическим доводом за направленность изменчивости мичуринцы считали её приспособительный характер. "Объяснить этим путём <случайными мутациями> эволюцию, прилаженность организмов к условиям внешней среды, всю целесообразность животного и растительного мира, несмотря на признание даже естественного отбора, выживания наиболее приспособленных, прочие законы природы, вскрытые Дарвином, не только трудно, но и невозможно" (Долгушин)[8].
Помимо таких теоретических аргументов, мичуринцы приводили, в поддержку своей точки зрения, ряд примеров из практики Мичурина и других селекционеров, свидетельствовавших, что путём изменения условий жизни растений ― питания, зоны обитания, температурного режима ― у них можно вызывать направленные изменения наследственных признаков. В дискуссии 1936 года Т. Д. Лысенко приводил, как основной пример направленных изменений, преобразование яровой пшеницы в озимую путём температурного "воспитания". В дискуссии 1939 года он приводил, как основной пример таких изменений, вегетативные гибриды[9].
4
"Спорные вопросы…", стр. 130
"Материалистическое, лишённое телеологии, толкование эволюции" = атеистическое толкование эволюции как "ненаправленного процесса".