— Бессмыслица! Ты привык ко всему относиться легко. Что ты знаешь о трудностях жизни? Да ты и не хочешь о них знать. И это очень жаль, Адальберт! Из тебя могло бы что-нибудь выйти, но я боюсь, что теперь уже поздно! Все твое несчастье в том, что тебе в детстве недоставало настоящей розги. Я хотел бы, чтобы над тобой стряслась какая-нибудь большая беда, которая так встряхнула бы тебя, чтобы ты себя не вспомнил. Может быть, она научила бы тебя разуму и серьезному отношению к жизни.
— Очень милое желание, но мне встряска не поможет. У меня просто нет никакой способности к занятию серьезными, но скучными делами.
Их разговор был прерван легким стуком в дверь, старая служанка принесла визитную карточку и торжественно подала ее Зигварту. Герман с удивлением взглянул на карточку и слегка вздрогнул. Адальберт, стоявший рядом, тоже прочел имя гостя.
— Вильям Морленд! И собственной персоной является к тебе! Какое необычайное снисхождение со стороны набоба, играющего в неприступность! Что у тебя за дела с этим «золотым дядюшкой» из Америки? Третьего дня я встретился с ним в Равенсберге. Чопорный, надменный янки, для которого наш брат — пустое место. Мне придется ретироваться, ведь не можешь же ты заставить ждать «его миллионерство».
— Пройди через мою спальню, — быстро проговорил архитектор, — она тоже выходит на лестницу. В Графенау не должны знать, что ты был у меня.
— Что мне за дело до общества, раз у нас с тобой опять все по-старому. Впрочем, как хочешь. До свиданья!
Адальберт прошел в спальню, пока Герман спускался вниз навстречу гостю. Поручика мучило любопытство узнать, что именно привело к его другу американского дядюшку, но он не позволил себе подслушивать и быстро сбежал с лестницы.
Нападение все-таки удалось: «ты» и нравоучения Зигварта были снова завоеваны. Герман еще сохранял довольно сердитый вид, но это ему не поможет, Адальберт до тех пор будет штурмовать крепость, пока она не сдастся. В отличном расположении духа он прошел через сад и сел в свою коляску.
Зигварт встретил американца внизу лестницы, и тот так спокойно ответил на его поклон, так будто перед этим они расстались в самых лучших отношениях.
— Видите, я сдержал свое слово, — сказал он, — но предпочел на этот раз послать сначала свою карточку, чтобы опять не вышло… недоразумения и меня, как в прошлый раз, не приняли как «первого встречного».
Зигварт чувствовал тягостное смущение. Понимая, что допустил оплошность, назвав Морленда «первым встречным», он постарался оправдаться.
— Мне объяснили мое тогдашнее заблуждение. Вы назвались мистером Вильямом и, будучи мне совершенно неизвестным хотели, чтобы я показал вам свои чертежи. Согласитесь, что это не могло не удивить меня.
— Вы были более чем удивлены, но… правы. Мне следовало отрекомендоваться как человеку одной с вами специальности, ведь и я начинал свою карьеру простым архитектором. Позже я основал строительное общество и теперь руковожу только финансами своих предприятий.
— В таком случае я убедительно прошу извинить меня, я был далек от подобного предположения.
Зигварт ожидал, что теперь наконец зайдет речь о том, что послужило причиной спора в их первое свидание.
Но Морленд не обмолвился об этом ни словом, спокойно принял приглашение пройти в кабинет и продолжал:
— Приехав в Европу, я провел несколько недель в Берлине и впервые увидел виллу своего шурина в законченном виде. Она пользуется огромной известностью и возбуждает всеобщее восхищение, это творение архитектур-советника Гунтрама… как говорят…
Последние слова он выговорил медленно и с ударением. Зигварт вскочил, но его остановил проницательный взгляд, казалось, проникший в самую глубину его души.
— Так говорят, но это ложь! Проект мой! Вы слышали об этой истории, мистер Морленд?
— От моего зятя, который, разумеется, на стороне Гунтрама.
— А ваше мнение?
— Я пришел сюда затем, чтобы составить его. Может быть, теперь вы мне покажете свои работы?
Герман поспешно подошел к шкафу, где лежали его папки. Его руки дрожали, когда он вынимал чертежи и раскладывал их перед американцем, усевшимся за столом.
— Вы, кажется, были очень прилежны, — заметил он.
— Да, я много работал в последние годы.
В папке оказалась масса архитектурных проектов, большинство из которых были полностью закончены. Это был труд нескольких лет, плоды неустанной работы и творчества, но они оставались мертвым капиталом для их создателя.
Морленд внимательно разглядывал каждый отдельный лист, не выражая ни одобрения, ни порицания, лишь изредка задавая короткие вопросы, на которые Зигварт давал такие же короткие объяснения, хотя весь был в лихорадочном возбуждении. Тщетно старался он прочесть что-нибудь на лице американца, сохранявшем свою обычную непроницаемость. Наконец Морленд положил на стол последний просмотренный им чертеж. Герман не произнес ни слова, но в его глазах застыл немой вопрос. Морленд встал.