— Почему же нет, если она решилась на это?
— Вы не знаете жизни в девственных лесах. Начальники колоний и инженеры живут в глуши, в грубо сколоченных бараках, вдали от всякой культуры. Им приходится подвергаться всевозможным лишениям и опасностям, преодолевать различные трудности. Мужчинам это под силу, но молоденькая девушка не сможет жить в подобных условиях.
— С этим мирится жена любого переселенца, следующая за своим мужем. Баронесса Гельфенштейн кажется очень юной и нежной, но она вполне здорова и душой, и телом и притом нисколько не избалована. Она выросла в маленьком заброшенном «Совином гнезде» одна, со своим старым дедом, который едва сводил концы с концами. Тогда лесничий Гофштетер взялся за ее воспитание. Ей было пятнадцать лет, когда он дал ей в руки ружье и научил стрелять. Может быть, ей скорее подойдет жизнь в лесах, чем берлинские салоны.
— Неужели вы считаете Гунтрама эгоистом, способным принять жертву? — воскликнула недовольным тоном графиня.
— Это не эгоизм и не жертва. Если двое людей любят друг друга всем сердцем, то один охотно и с радостью разделит судьбу другого. Я потребовал бы от своей жены того же самого, или… отказался бы от нее.
Молодая женщина почувствовала смутную тревогу. Что это значит? Этот разговор о Траудль и ее сердечных делах, несомненно, служил предисловием к совсем другим речам, которые она надеялась сегодня услышать. Намекнул ему отец или нет? Она решила это выяснить.
— Если Траудль действительно пожелает ехать с нами, то ей никто не помешает, — сказала она. — Я также намерена ехать с отцом в Нью-Йорк.
— Я знаю, мистер Морленд говорил мне об этом. Как я слышал, вы хотите развестись со своим мужем?
Алиса утвердительно кивнула головой.
— Меня удивляет, что граф Бертольд мог дать какой-либо повод к разводу. Я считал его очень мягким и податливым человеком, — заметил Зигварт.
— Он именно таков, но его отец — прямая противоположность ему, и отношения между ним и моим отцом стали настолько невыносимыми, что мы решили порвать родственные связи.
— Боюсь, что это решение тяжело скажется на другом человеке, — медленно проговорил Зигварт.
— Может быть, но расстаться все-таки придется.
Герман не сводил глаз с ее лица, но не ответил ни слова. Снова наступило короткое, но мучительное молчание. Наконец он встал и приблизился к ней.
— Алиса! — Он впервые назвал ее по имени. Молодая женщина улыбнулась. Наконец-то! — Алиса! Перестанем играть комедию! Мы оба понимаем, какое чувство пробудилось в нас тогда, на уединенном лесном холме, под старой липой с ее цветами и ароматом. Или я только один испытывал его?
— Нет, — тихо ответила Алиса.
— Тогда вы были для меня только женой графа Равенсберга и не могли быть никем другим. Теперь вы хотите расторгнуть этот союз… ради кого?
Она молча взглянула на него, но в ее глазах можно было прочесть ответ, обещающий счастье. Однако не счастье отразилось в глазах Зигварта, когда он вдруг выпрямился, очевидно, приняв твердое решение, и сказал:
— Я не могу быть только мужем принцессы! Граф Бертольд был таким мужем, но я для такой роли не гожусь, и богатство моей жены не сможет заставить меня согнуться перед ней. Она должна довольствоваться тем, что я отдаю ей себя и свое будущее. Если она хоть раз даст мне почувствовать, что, отдав мне свою руку, оказала мне незаслуженную честь, огромную милость, между нами все будет кончено. А это случится наверняка. Боюсь, что мы слишком дорого заплатим за кратковременное счастье.
— Герман! — воскликнула Алиса, пораженная и удивленная, так как почувствовала справедливость его слов.
Разумеется, она хотела быть счастливой и любимой, но, соглашаясь быть его женой, все-таки оказывала величайшее снисхождение человеку, которому почти нечего было положить на другую чашу весов. Она и без того очень поступилась своей гордостью и самолюбием, слишком открыто идя ему навстречу. Он должен бы быть благодарным ей за это, но вместо того, чтобы обезуметь от радости и умолять о счастье, которым его манили, он, угрюмо глядя в одну точку, задал ей более чем странный для такой минуты вопрос:
— Пока вы еще графиня Равенсберг. Уверены ли вы, что ваш муж согласится возвратить вам свободу?
— Отец и я сумеем заставить его сделать это.
— Конечно, с помощью отступного. Возможно, что молодой граф и пойдет на это, но старый — никогда.
— Тогда ему придется поплатиться за несогласие, в нашей, а не в его власти решение этого вопроса.