Выбрать главу

Алиса была раздражена и глубоко обижена поведением Зигварта. Что это ему вздумалось разыгрывать из себя адвоката Равенсбергов? Что ему за дело до них? Для нее и ее отца они уже больше не существовали.

Зигварт медленно отошел от нее. Каждый нерв дрожал в нем, когда он с глубокой горечью возразил:

— Решение дела, бесспорно, зависит от вас, потому что в ваших руках золото и связанная с ним власть. Вы и ваш отец были прекрасно осведомлены о делах Равенсбергов, когда заключили брачный союз, а теперь губите графа за то, что он не хочет подчиняться вашим условиям. Но он скорее погибнет, чем примет их.

Алиса совершенно растерялась, в эту минуту она ясно увидела то, что уже давно заметил ее отец, — чьи глаза и лоб были у Зигварта. Во всей его фигуре, даже в голосе, с поразительной очевидностью сказывалась равенсбергская кровь, пылкая и несдержанная, способная в минуты раздражения совершенно забывать даже о грозящей гибели.

— Вы словно обвиняете меня и моего отца, — с заметным раздражением сказала она. — Вы заходите слишком далеко, и с моей стороны, кажется, было заблуждением поверить вашим уверениям в любви.

— В моей любви? О да, я любил тебя, Алиса! Я боролся с этой страстью в продолжение многих месяцев, и когда твой отец рассказал мне, что вы задумали сделать, и показал мне, чего я могу добиться, внутренний голос сказал мне: «Не выпускай из рук своего счастья. Даже если оно будет кратковременным и окончится горем и страданием, ты все-таки будешь счастлив, хоть на время». Но ты сама показала мне, чего я могу ожидать от тебя, а именно такой же участи, какая выпала твоему мужу. Он исполнял каждое твое желание, подчинялся каждому капризу, графская корона больше не привлекает тебя, тебе скучно, захотелось чего-то нового. Но я не позволю отшвырнуть себя! Когда пройдет каприз царицы, ей придется расплачиваться со мной. Я не сторонник подобных опытов!

Все сказанное не оскорбило Алису, потому что доказало ей, как сильно она любима. Вот оно, наконец, это бурное признание в любви, которого она хотела добиться и добилась помимо воли Германа, она понимала, что эти безжалостные слова были подсказаны ему безумным отчаянием, она слышала муку, звучавшую в его голосе, и ее неудержимо влекло к этому упорному человеку, который даже в такую минуту не хотел покориться. Она знала, что если скажет хоть одно теплое, нежное слово, его упорство, его враждебность мгновенно будут сломлены, но все-таки, желая даже в любви остаться повелительницей, она не захотела сделать над собой усилие и ответила холодно и гордо:

— Если вы не можете поверить в меня, Герман, то, действительно, лучше не производить опыта.

— Да, я не верю в тебя, Алиса! Вы, дети золота, вообще не можете любить, у вас еще в колыбели вынимают из груди теплое человеческое сердце, вам с самого раннего детства внушают, что все на свете продажно: счастье, любовь, честь, достоинство. Так принято в вашем свете, а потому я возьму себе жену из другого мира. Она должна обладать мужеством и любовью, как маленькая Траудль, смело идущая за своим избранником в далекую чужую страну, навстречу опасностям и лишениям. Такую жену можно любить, молиться на нее и с радостью отдать за нее жизнь. Ты же ищешь в муже зависимую от жены и подчиненную ей личность, а я не хочу и не могу быть таким. Прощай!

Зигварт повернулся и направился к двери. Алисе хотелось удержать его — ведь в эту минуту решалась ее судьба, но она не произнесла ни слова. Дверь закрылась, и она осталась одна.

Когда через некоторое время Морленд вошел в комнату, Алиса все еще сидела на том же месте и, казалось, даже не заметила прихода отца.

— Что такое? — спросил он, с удивлением оглядываясь, — ты одна, где же Зигварт?

— Ушел, — холодно ответила Алиса, не поднимая глаз.

— Ушел? Разве он не говорил с тобой?

— Говорил. И даже удивительно откровенно! Он не хочет быть мужем своей жены.

Американец ошеломленно смотрел на дочь, ничего не понимая.

— Я говорю серьезно, — продолжала Алиса. — Он не хочет. Мне кажется, судьба избавила нас от величайшей глупости, которую вы собирались сделать. Мне не справиться с этим человеком, да и тебе тоже. В конце концов, так, может быть, и лучше. А теперь ни слова об этом, дело кончено.

Однако ее отец не считал вопроса решенным и его настроение вылилось в такой форме, которая совершенно противоречила его обычному спокойствию. Он был вне себя.

Алиса слушала его, не прерывая и не возражая ни слова, она словно очнулась лишь тогда, когда он вынул из кармана какую-то бумагу и произнес:

— Я только что получил телеграмму, которая поставила бы нас в большое затруднение. Бертольд опомнился-таки в последнюю минуту. На, прочти!