- Иди-иди. Сегодня тебе не следует никуда опаздывать. Поверь моему богатому опыту: гладь впустую не дрожит, наверняка, "щупальца" свои к путям и встречам потянула. Она это умеет, - И ласково улыбнулась. У Вики вновь возникло глупое, но стойкое ощущение, которое преследовало ее уже далеко не первый год: что ни один из родителей не рассказал ей всей правды о себе, отделываясь забавными рассказами из прошлого или долгими беседами о прекрасном - искусстве, истории и пряниках. Про искусство любил говорить папа: о картинах Борхеса, Да Винчи и Гогена он мог рассуждать часами, как и о традициях греческого эллинизма. А про исторические факты и теории - мама, причем нередко рассказывала какие-то свои, совершенно дикие, с точки зрения учебников, версии событий. Например, что создание Киевской Руси и Римской империи - были всего лишь чьими-то серьезными планами воссоединения потонувших в древности государств. Или что гитлеровская "ария", и правда, существовала когда-то давным-давно, десятки тысяч лет назад, почти как он ее представлял, и кончила точно также, как его "Третий Рейх" - в силу того же высокомерия, гордыни и противных природе человека преступлений... Что же касается пряников - это был общий интерес родителей Вики: пожалуй, единственный, не вызывающий у девушки немого изумления и недоверчивого внимания к каждому сказанному слову.
Она еще раз с тревогой посмотрела на маму, но та замахала на нее руками - мол, уже опаздываешь, беги давай. С тяжелым вздохом Вика накинула старое любимое черное пальто в белую клеточку и, действительно, поспешила на работу быстрым шагом, стараясь не глядеть на затянутое тучами серое небо. Тихо капал на Землю мелкий противный дождь - ни то, ни се, как и все последние три дня, минувшие с нежданной встречи у пруда. Вновь проносились на полной скорости обезличенные иномарки и джипы с такими же обезличенными водителями внутри. Лишь иногда Вике казалось, что где-то неподалеку пролетела упакованная в "консервную банку" яркая искорка света - но ощущения были слишком мимолетными, чтобы в них разобраться. Незнакомец оказался прав, что-то в ее судьбе за последние три дня резко переменилось. Она Мир стала воспринимать иначе, глубже что ли, или не так просто. Вроде все та же студентка вечернего отделения филфака, в меру сил заботящаяся о собственном будущем и серьезно заболевшей матери... Но это было теперь только полуправдой. Вторая ее половина как будто едва начала "открываться" - и Вика пока решительно не понимала, какой вид имеет ее цветок души, что за животное поселилось в его закрытом пока бутоне, соседствуя с привычной среброкрылой чайкой.
Отогнать эти бесполезные мысли удалось, лишь шагнув в зашарпанный коридор, ведущий к офису малотиражной рекламной газеты, где Вика сейчас подрабатывала корректором на полставки. Прежняя заслуженная филолог России, выправлявшая рекламные статьи, год назад ушла в декрет - и с тех пор редактор сбивался с ног, подыскивая готовых работать за гроши на этой вакансии толковых людей, все еще разбирающихся в правилах и нормах русского языка. Серьезной эту работу никак нельзя было назвать, но она давала хоть какой-то заработок, а иной найти Вике упорно не удавалось. Ну не хотели никуда брать студентку второго курса без малейшего опыта! Хоть его наработать - и то хлеб.
Переступив порог, она внутренне напряглась, ожидая очередного вопля ответственного секретаря: "а вот и наша русскАязыкАзнайка". Парень лет двадцати, сын редактора, устроенный сюда, определенно, по великому блату - уж точно не за умение работать мозгами - постоянно заваливающий сроки сдачи номера в печать, да еще и старательно подбивающий к Вике клинья... То еще "соседство". Иногда девушке всерьез хотелось взять его за шкирку и приложить со всей силы об стену, но это желание она в себе мощным волевым нажимом душила в зародыше. Вспомнилось мамино недавнее "чистый ребенок" - ну как же, совсем чистый, только с неуемной жаждой агрессии, которую отнюдь не всегда удавалось полностью подавить.
Крик не замедлил прозвучать:
- А вот и наша...
- Захлопни рот, Стас! - И Вика тут же, будто последовав аналогичному совету, захлопнула собственные губы ладонью. Как бы ни развивались события раньше, она никогда не позволяла себе сорваться на ответный выпад. Просто смотрела на него, как на дурака, и спокойно проходила мимо личного стола отсека к своему стульчику с выдвижной крышкой в углу комнаты. Но тут, видимо, недавний разговор с мамой, напряжение и измочаленные нервы сказались - выдержка просто дала сбой. Или же, вспомнив сегодня отца с его резким сопротивлением любому нажиму, ей просто расхотелось и дальше строить из себя тихоню. И правда, надоело уже: и Стас этот, и вся редакция вместе с ее приблатненным шефом!
Как и следовало ожидать, мальчик, по уши купающийся в гормонах, спускать дерзость на тормозах не пожелал. Еще бы, папенькин сынок - привык к тому, что все в редакции ходили на цыпочках по одному его слову. А тут главная тихоня, "русскАязыкАзнайка" вдруг на него осмелилась "гавкнуть". Только вот не понял он со своим щенячьим мышлением под надзором папы-"волкодава", что Вика не "гавкнула", а просто предупредила "взглядом" - "не приближайся". Она глядела на Стаса и понимала, что сдерживаться, и правда, надоело: воля внутри нее, прежде направленная на сковывание агрессии, сейчас будто бы собралась в "ледяное шило", готовое сорваться с невидимой пружины и проткнуть агрессора насквозь. Девушка сглотнула - не к добру все это, но останавливаться желания не возникло. Путь назад попросту был отрезан сказанным словом, вот ведь и правда: вылетит - не поймаешь. Но что интересно: Вика чувствовала - только теперь она поступает правильно и "по-отцовски", а прежде вела себя как-то допустимо, "в ключе устоявшегося порядка", но не полностью верно. И тихая спокойная вибрация внутри чем-то и впрямь напоминала ледяную гладь, что бы там ни имела в виду мама.
Стас медленно поднялся из-за стола, изобразив на роже "трогательное" удивление. Получилось настолько мерзко, что Вике вновь захотелось приложить его со всей силы об стену этой самой довольной физиономией, но... Это было не то, что она на самом деле собиралась сделать - слишком низко, пошло что ли девушке "чистить фэйс" мальчику. И отнюдь не худшее из того, что она вообще могла с ним сотворить. На секунду Вике показалось, что мама одобрительно кивнула ей, попивая из стакана жидкость, похожую на томатный сок. От этой картинки на душе стало внезапно совершенно спокойно. Как-то даже льдинясто-спокойно, но за этой прочной корочкой льда на душе бился яростный светло-голубой, почти белый огонек чистого, кажется даже звездного, огня, который в нынешнем состоянии прекрасно удавалось сдерживать. Как факел в ледяной воде, продолжающий гореть даже внутри озера. Это все было только игрой ощущений, но Вика уже полностью переключилась на них, сосредоточенно воспринимая, на ходу анализируя и просчитывая наперед движения Стаса - казалось, что по ее артериям сейчас текла не кровь, а чистая ледяная информация. А он подошел вплотную, раздувая ноздри. Ну правильно, телец, и ведет себя соответствующе - как бык на скотобойне перед электрошокером. Под метр девяносто - шкаф с пустыми антресолями, да и только. И движения до боли предсказуемые. Сейчас он заговорит... Такие как он - всегда сначала разбрасываются словами до последнего, раскачиваются, в прямом и переносном смысле. И лишь потом, переступив собственную щенячью трусость, делают неосторожное движение - тоже своего рода заступ за грань. Попытка собаки стать волком в собственных глазах, и превращающая ее в шакала. И правда, лучше остановить, пока у щенка еще есть шанс вырасти иначе...
- Девочка, ты сейчас совершила главную ошибку в этой жизни... - Вика прищурилась. Если только... И он все-таки неосторожно дернул рукой, то ли собираясь залепить ей пощечину, то ли просто ударить. Колено вылетело вперед с нечеловеческой силой, и одновременно слетела ограничивающая пружина внутри. "Ледяное шило" пробило Стаса насквозь - так сама девушка это восприняла, - разрывая на тысячи частиц растущего зверя внутри его души.