Наблюдая за ним, следя за руками, Тобирама совершенно не понимал, что происходит. Что Учиха несёт? Почему он говорит то, что говорит, почему оправдывается и обещает? Какого бидзю?..
— Как же я устал, — повторил Изуна с грустным смешком. — От всего происходящего.
Тобирама скептично поджал губы. Учиха устал от войны? Ну-ну.
— Вот опять. Это лицо, — фыркнул Изуна, вдруг напомнив рассерженного кота. — Учихи ведь не люди, конечно, уставать от вида крови и кишок не могут — так вас учат, мм, Сенджу?
Отвечать на этот вопрос Тобирама не стал — зачем озвучивать то, что Учиха и так знал? Однако…
— Не всегда суждения о врагах безошибочны, — сказал он, подбирая слова, ощущая себя словно и не на поле боя вовсе — скорее как на приёме у дайме. На переговорах. — Глупо считать, что со своей башни виден весь мир, то, что за горизонтом.
— К тому же, мы не за горизонтом, — Изуна посмотрел ему в лицо, однако Тобирама по-прежнему не рисковал пересечься с ним взглядом. — Мы рядом.
— Чем ближе объект, тем лучше он виден, — заметил Тобирама.
— Если только взгляд не застилает сотканная за годы сеть из поверий и шаблонов, — откликнулся Изуна, на острые ответы такой же скорый, как на ответные удары в бою.
Тобирама задумался, а после слегка наклонил голову, соглашаясь.
— Притом отринуть её непросто, — он посмотрел на катану, лежавшую возле Учихи. — Ведь соткана она кровью.
— Болью и горем, — добавил Изуна. — Кроме того, сложно найти хотя бы даже причину попробовать от неё отказаться, верно?
— Действительно, — вновь согласился Тобирама, увлекаемый разговором всё больше. Спокойный, вдумчиво рассуждающий, взвешивающий свои слова Изуна был чем-то новым, но однозначно заслуживающим изучения. К тому же, пока они говорят, второй по силе боец Учих не на поле битвы, не представляет угрозы для остальных — хотя бы даже ради этого стоит затянуть разговор.
— А ведь наши братья пытались, — сказал Изуна, и Тобирама невольно нахмурился — вспомнил, какое у ани-чана было лицо, когда отец приказал ему убить мальчишку из вражеского клана.
— И это ни к чему не привело, — ответил Тобирама резче, чем хотел.
— Как считаешь, а могло бы?
Ответить Тобирама не успел, даже просто подумать, что скажет ему — сенсорика подсказала о приближении двух источников мощнейшей чакры, и он поспешил подняться на ноги.
— Тобирама! — донёсся до него голос брата.
— Изуна? — прибежавший с ним, держась, однако, на расстоянии, Мадара удивлённо-вопросительно вскинул бровь, взглянув на своего младшего. Тот с невозмутимым видом неспешно поднялся с колен.
— Бой окончен?
— У нас сегодня ничья, — сообщил Хаширама, переводя взгляд с Тобирамы на Изуну и обратно. — Оба клана устали, сражаются, как сонные мухи.
— Мы решили, что лучше будет на этот раз просто разойтись, — произнёс Мадара, к которому уже возвращалась обычная хладнокровность.
Ани-чан повернулся к нему.
— Послушай, Мадара…
— Нет, — отрезал тот, властным жестом подзывая брата к себе. — Я не намерен вновь выслушивать твои бредни про союз.
Хаширама и Тобирама тоже встали плечом к плечу. Несколько мгновений четверо шиноби лишь смотрели друг на друга, а затем Хаширама сказал:
— Дело твоё. Давай, по крайней мере, дадим нашим людям пару дней на отдых.
Мадара обменялся быстрым взглядом с Изуной — тот состроил не совсем понятное выражение, умудряясь выказывать одновременно и пренебрежение к предложению, и согласие на него.
— Хорошо, — кивнул Мадара в конце концов. — Перемирие продлится ровно три дня и ни минутой больше.
— Выспись за это время хорошенько, — не преминул поддеть его Хаширама, единственный из их квартета выглядевший относительно бодрым, — а то у тебя такие мешки под глазами, что ещё немного, и сможешь в них носить котят.
— Что?.. Ладно, не важно, — Мадара махнул рукой и развернулся, взметнув длинной вороной гривой. — До встречи через три дня.
— Ага, — отозвался Хаширама; проводив бывшего друга долгим взглядом, он тоже пошёл прочь.
Последовав за ним, Тобирама ещё какое-то время ощущал на спине задумчивый взгляд врага.
Прошёл год. Столкновения с Учихами участились настолько, что и дня не проходило без хотя бы небольшого боя. Два клана стояли лагерями километрах в тридцати друг от друга, разделённые рекой, за переправы на которой было больше всего стычек. Это была хорошая земля, богатая и плодородная, идеальное место для длительного пребывания двух армий; фуражиры неизменно возвращались с полными руками, и это хоть немного, но грело душу.
Сидя на футоне в одной из комнат их с братом небольшого деревянного дома, Тобирама отстранённо смотрел в окно, за которым мерно шумели деревья, качая туда-сюда кронами в такт дуновению ветра.
— Скоро?
— Уже почти всё, — сосредоточенно отозвался Хаширама, продевая иглу через кожу на боку брата и поддёргивая нитку, чтобы потуже стянуть шов.
Есть раны, которые лучше зашить, чем залечить чакрой. Обычно Тобирама справлялся с этой задачей сам, но в прошлом бою кроме дыры в боку противник наградил его ещё и переломом двух пальцев. В принципе, это был сущий пустяк, скорость регенерации у Сенджу высокая, поболит недельку — срастётся, да и катану он в левой руке держать мог запросто, а вот иглу — нет. Так что пришлось полчаса выслушать укоры Хаширамы, что он себя совсем не бережёт, прежде чем ани-чан всё-таки взялся за инструмент.
— Вы в последнее время сражаетесь слишком ожесточённо, — заметил Хаширама, не поднимая взгляд.
— Вы тоже, — сказал Тобирама, наоборот, внимательно глядя на него.
Ани-чан вздохнул.
— Что поделать? — он проверил, надёжно ли закреплён шов, после чего поднялся на ноги и отошёл к столу. — Мы уже не дети, — погрузил иглу в глубокую миску с водой и принялся методично отмывать её. — Только за последний месяц погибло одиннадцать наших. Пора заканчивать эту войну.
Тобирама ничего не ответил, продолжая молча наблюдать за его действиями. С братом в последнее время творилось что-то непонятное. Всё чаще он вёл себя уже не как беспечный самодур Хаши, но как глава клана Сенджу, спокойный и рассудительный. По идее, Тобираму должна была радовать такая перемена, но вместо этого он пребывал во власти какого-то странного, не совсем, казалось бы, уместного, но от этого не менее гнетущего чувства утраты.
Положив чистую иглу к прочим своим медицинским инструментам, Хаширама отошёл к окну и направил взгляд за него.
— Мадара уступает мне, мы с ним оба это знаем, — негромко произнёс он. — Время игр прошло. Я убью его, Тобирама.
«Наконец-то», — должен был сказать он — но не смог. Нет, его вовсе не беспокоила участь главы Учих, но вот брат… Неужели после всего пережитого он сломался?
— Это нужно было сделать уже давно, — продолжал тем временем говорить Хаширама чужим, отстранённым голосом. — Если бы я не был трусом и тряпкой, многие наши шиноби остались бы живы.
— Их смерть — не твоя вина, — тихо сказал Тобирама.
— Конечно моя. Как глава клана, я ответственен за всё, что происходит с моими людьми.
— Хаши… — начал было он, но Хаширама перебил:
— Наша победа должна быть полной, отото. Это значит, что и ваш с Изуной бой обязан быть завершён.
— Я понимаю, — сдержанно кивнул Тобирама. Что ж, это логично. И это всегда было неизбежно. — Пришло донесение, что возглавляемую Изуной команду видели совсем близко к реке.
Хаширама наконец перевёл на брата взгляд. Его голос не дрогнул, но в глазах на миг промелькнула горечь.
— Ты знаешь, что делать.
Над Страной Огня догорал закат, и глубокие вечерние тени уже залегли под пологом леса, у кромки которого столкнулись два отряда враждующих кланов. Шиноби не сказали друг другу ни слова — просто бросились в бой, с остервенением рубя противников. Не обращая внимания на сцепившихся Учих и Сенджу, Тобирама погнался за Изуной, который с первых секунд боя стал отступать в сторону от остальных — битвы младших братьев глав кланов были, конечно, не столь разрушительными, как у старших, но всё же прочим было небезопасно находиться поблизости.