Жюли. Слишком изысканно для фельетониста.
Маркиза. Надеюсь, он не станет говорить этого в своей статье и сделает мне серьезные замечания. Впрочем, я во всеоружии и при помощи Святого Писания и Отцов Церкви докажу ему, что мое мнение единственно христианское.
Жюли. А могут ли мужчины снова жениться?
Г-н Севен. Большинство докторов разрешают нам это.
Жюли. Вот это-то и несправедливо. Дураки эти доктора.
Маркиза. Дружок мой, заклинаю вас, не говорите о том, что вам недоступно.
Жюли. Ладно. Маменька, мне бы тоже хотелось изучать теологию. Господин Севен, поучите меня.
Маркиза. Вперед научись быть рассудительной, не болтать глупостей и не пререкаться.
Жюли. Если я и пререкаюсь, то потому, что не знаю теологии. Господин Севен, сколько вам понадобится уроков?.. Глядите, вон кабриолет господина де Саквиля. А кто же этот господин в трауре возле него?
Маркиза. Уже! Бог мой, это, конечно, его дядюшка. Он везет его к нам. Жюли, мисс Джексон… примите этих господ… Должен прийти почтальон, а мне еще нужно написать двадцать писем для нашего комитета.
Поспешно выходит.
Г-н Севен, Жюли, мисс Джексон.
Жюли. Ну что же, господин Севен, перейдем к следующему упражнению. Никаких школ, никаких приютов, никаких благодеяний, и тем более теологии. Будем спрягать глагол: я вышиваю, ты вышиваешь, он, она вышивает… а вот и синоним: я утомляюсь, ты утомляешься, все утомляются. Возвратный глагол, не так ли, мисс Джексон?
Мисс Джексон. О мисс Джулия!
Те же, затем Луи, входящий с Саквилем.
Луи. Всегда за рукоделием! Как это душеспасительно! Здравствуйте, Севен. Мисс Джексон, how d’ye do?
Саквиль подходит к Жюли и внезапно останавливается.
Саквиль. Сударыня…
Жюли. Маменька заканчивает писать письма в своей комнате, сударь. Она спустится через две минуты. Господин полковник де Саквиль, безусловно, не узнаёт меня.
Саквиль. Жюли!.. Мадемуазель Жюли! Как вы похожи на свою матушку!
Жюли. Вы находите?
Луи. Позвольте мне, мадемуазель, представить вам моего дядюшку. Со времен нашей славной революции мы, племянники, покровительствуем дядюшкам. Всего четырнадцать или пятнадцать лет назад он дарил вам прелестных кукол. Он отлично об этом помнит, поэтому и вам не следует забывать его.
Жюли. Что вы, нет! Я об этом не забыла. И это не единственное благодеяние, которое я сохранила в своей памяти. Я прекрасно помню, например, как благодаря вмешательству полковника я попала гораздо раньше законного возраста — законный возраст, это остроумно, не правда ли, господин де Саквиль? — я попала в оперу, где давали «Немую». Я до сих пор вспоминаю, как на сцену выбегали люди с саблями и факелами.
Саквиль. У вас замечательная память, мадемуазель. Что же до меня, то ваш первый визит в оперу для меня был последним… Вы уснули, не дождавшись конца, и я отнес вас в карету.
Жюли. Видите, я была развита не по годам! Ладно, я и теперь засыпаю в опере, но у меня больше нет своих носильщиков.
Луи. Такой скоро объявится, не сомневайтесь… Севен, вы читали «Морлезианца» за пятнадцатое число?
Г-н Севен. Нет, дорогуша. Кто, кроме будущего представителя Морде, станет читать «Морлезианца»?
Луи. Это очень хорошая газета. Судите сами. (Читает.) «Смесь: Христианское вдохновение, автор А. С.; издание в одну восемнадцатую листа. Эти небольшие стихотворения, мелодичное дыхание религиозной и восторженной души, можно обнаружить сегодня на всех столах парижского света. Автор…» Ах, вы краснеете! Послушайте, я вовсе не хочу подвергать испытаниям вашу скромность. Прочтите вот это… Уверяю вас, это прекрасно… Ну же, Севен, вы же ежедневно встречаетесь с министром по общественным связям, попытайтесь сделать что-нибудь для редактора «Морлезианца». Это очень достойный малый. Отец его — весьма влиятельный бакалейщик в Морле…
Жюли. Господа, господа, довольно! Говорить о политике или выборах ближе чем в трех метрах от моей вышивки запрещено! Полковник, а вы выставили свою кандидатуру?