Шубин. Ваше высочество еще и латынь знает! Значит, оно знает все языки?
Густав. Только некоторые, друг мой, только некоторые… Ага, вот: «…На берегах Яика, возле Астрахани, встречается круглое зерно размером чуть больше дынного семени. Коли посадить его в землю, вырастает нечто похожее на ягненка высотой в пять пальмовых деревьев. Голова и уши у него точь-в-точь как у новорожденного ягненка, а его восхитительно тонкое руно используется для оторочки головных уборов вельмож. Это растение, если можно его так назвать, имеет кровь, а вместо плоти некое подобие мякоти, как у раков. К земле оно прицепляется толстым корнем, выходящим из пупка ягненка, и, когда он поедает всю траву вокруг, сей корень отсыхает и отмирает. Вышеозначенное растение имеет восхитительный вкус, и до него особенно охочи волки…»[23] Скажи мне, Шубин, слышал ли ты об этом чудесном растении?
Шубин. Да, сударь, мне даже предлагали показать его; но для этого надо было идти на берега Яика, к калмыкам, и близость этих басурман испугала меня.
Юрий. Это бабьи сказки, которые наши казаки рассказывают москалям, принц Густав. Тому два года я сопровождал атамана Евангеля в военном походе на Яик. Я видел калмыцких баранов, дающих это драгоценное руно. Мы часто берем у калмыков их славных баранов, я сотни раз ел их мясо; но поверь мне, они бродят по степи так же, как и наши, и не привязаны к земле никаким корнем. Автор книги, которую ты держишь в руках, обманщик или глупец. Ягненок-растение — это невозможно.
Густав. Я тебе верю, ибо ты видел калмыцких баранов и ел их мясо; но, дитя мое, ни про что никогда не говори, что это невозможно. Кто знает все возможности природы? Кому известны пределы созидательной мощи? Любой голландский мореплаватель скажет тебе, что на побережье Индийского моря растут деревья, плоды которых, падая в волны, превращаются в рыб… Невозможно! Нет ничего невозможного, милейший. Я жив, я разговариваю с вами, друзья, после этого все уже кажется мне возможным. Когда мой несчастный отец был свергнут, мой дядя приказал, чтобы меня бросили в море. Тогда мне был всего год, и некому было защитить меня. Меня засунули в мешок, к мешку привязали ядро и понесли меня на бастион, чтобы скинуть оттуда… И что же? Кто видел, как мои палачи тащили меня, сказал бы, что выскользнуть из их рук невозможно. Однако вот я разговариваю с вами в славном городе Угличе… Сын мой, надо говорить: «Что Богу угодно, то всем пригодно».
Юрий. А ваш дядя жив? Смогли ли вы отплатить ему тем же?
Густав. Он умер королем. Мысль совершить ему зло никогда не приходила мне на ум. Часто в глубине души я благодарю его за доставленное счастье, в коем судьбой мне, казалось, было отказано.
Юрий. Какое же это счастье?
Густав. Счастье быть свободным и мирно продолжать занятия для своего наслаждения. Не будь этого дяди, я теперь был бы королем, обремененным делами, ненавидимым одними, преданным другими, желающим творить добро… Да, я всегда желал бы творить добро… Но к несчастью, для того, чтобы видеть, у короля есть только глаза его министров, и он часто ошибается. Как король я мог бы совершить зло… а сейчас, бедный изгнанник, я никому не могу навредить. В поте лица своего я приобрел некоторые знания, которые однажды могут пригодиться мне подобным. Во всех моих успехах, друзья мои, я всегда славил Господа… Я никогда не был более счастлив, я думаю, чем когда в Торне посещал занятия ученого профессора Рудбекиуса. У меня не было ни гроша, и, дабы заработать на хлеб… мне до сих пор смешно, я устроился служителем в конюшню. По ночам я чистил лошадей на постоялом дворе; днем ходил в школу… Я тогда чувствовал себя гораздо свободнее, чем мой дядя Иоанн на своем троне в Стокгольме… Тогда я простил ему, прощаю и нынче.
Юрий. Я не посещал занятий профессора, о которых говорит твое высочество… Моей самой большой радостью было принести в Днепровский лагерь на конце моего копья голову татарского мурзы, который задел меня своей стрелой. Принц Густав, был бы я атаманом запорожцев, я хотел бы привести тебя в твою страну с десятком тысяч наших старых днепровских копий.
Густав. Благодарю тебя за великодушие, мой друг. Пусть моя бедная Швеция никогда не увидит твоих запорожцев! Я не хочу быть королем.
23
Весь этот пассаж слово в слово переведен из чрезвычайно занимательного описания барона Херберштейна Rerum Moscoviticarum Commentarii, Basileoe s.d. (1551).