Лейн с секунду обдумывала:
— Нет. Лучше в то место с озером. Мне нравится, что оно тайное.
— Ну, не то чтобы очень, просто для меня, — Николас пытался не дать ей замолчать. Складно болтать с тишиной у него выходило с трудом:
— Там будет прохладнее, я гарантирую. И красиво. По крайней мере, гораздо лучше, чем четыре стены моего дома. С тех пор как меня отпустили из больницы, я только и делал, что сидел, как дед, у себя на крылечке. Каждый день похож на другой. Я даже не знаю, что лучше. То, что случилось в подвале, ужасно, но спокойная жизнь тоже не по мне. Кстати, а как ты там оказалась?
Вороной депос сам не заметил, как легко сорвался с его губ этот вопрос. Подвал и раненый полицейский, прикованный наручниками к батарее, словно являлись частью воздуха, который они оба вдыхали.
— Я шла с работы и услышала крики, — скороговоркой выпалила Лейн, будто она давно заготовила ответ.
— Сложно, наверное, было меня тащить. Смотрю на тебя — и поражаюсь… Такую тушу, ты — хрупкая и маленькая.
Николас осекся. Лейн загнула назад уши, меньше всего он хотел превращать их разговор в полицейский допрос.
— В общем, не важно. Мне и самому невыносимо вспоминать.
— Так давай забудем? — спросила Лейн.
— Договорились.
— Пообещаешь?
— Обещаю.
И снова тишина. Хуже упреков, споров, оскорблений. В тот момент Николас почувствовал себя окончательно потерянным. Но сохранил настойчивость:
— И все же я хочу узнать тебя получше. Кем ты работаешь?
— Я врач.
— Нас многое объединяет: мы служим убогой и разваленной Одаре, которая нам даже не родной город.
Его слова возымели должный эффект — Лейн подняла уши и все-таки посмотрела в его сторону. Николас продолжил:
— Не нужно быть полицейским: у тебя нездешний говор. Хотя признаюсь, ты умеешь делать это незаметным. Откуда ты родом?
— Я бывала во многих местах, прежде чем моя семья осела в этом городишке, — краткий ответ — и снова к окну, как будто от слов Николаса можно было спрятаться. Пока вороной депос придумывал, как продолжить этот тупиковый диалог, в пикап пожаловал мистер “мы замурованы в четырёх стенах и все умрем”, впился ледяными пальцами Николасу в горло и принялся душить. Рука вороного депоса по привычке легла на оконную ручку. В этот раз он ее едва не сломал.
— Надеюсь, ты переехала до того, как Одара стала банкротом. Мало кто рвется в этот город сейчас, когда кризис постепенно стирает его с земли. Я был мальчишкой, когда встал первый из заводов. Сколько тебе лет?
— Тридцать один.
— Серьезно? Ни за что бы не подумал, да ты меня старше! А я боялся, что встречаюсь с подростком… Потрясающе выглядишь!
На его дурацкий комплимент она обдала его молчанием. Николас не мог понять, чем вызвал эту отчужденность. Создавалось впечатление, что это не она, а он спас Лейн жизнь и буланая девушка согласилась на свидание из чувства долга, теперь считала минуты до его завершения. Неужели он был ей так неприятен? По телефону она казалась более открытой, в конце концов, могла бы сразу ответить отказом, чтобы не терпеть его сейчас. Он же совсем не знает Лейн. В облаке кружащейся где-то рядом смерти всякое может померещиться, а том числе и прекрасные ангелы, посланные с небес.
И все равно Николас не мог позволить себе злиться. Он просто сдался.
За ниткой горизонта пряталось солнце, пикап летел прямиком туда, словно пытаясь его догнать. На смену жаре пришла желанная прохлада. Машина съехала с асфальта на бездорожье, зашелестела галькой, поднимая выше капота столбы пыли. Ветер, прорываясь в окна, хлестал словно плетьми.
— Я закрою? — спросила Лейн, она зажмурила глаза от пыли, ее пальцы легли на оконную ручку. Николас неохотно кивнул. Скрип — и еще один выход из ловушки оказался замурованным. Вороной депос протер ладонью глаза, смирившись с судьбой, поднял и свое окно. Николас подсчитывал оставшееся расстояние до цели. Если и дальше не сбрасывать скорости, то уже совсем скоро. “Скоро” — целая вечность, достаточно посмотреть, что творилось с ним сейчас. В салон машины просачивалась тьма, Николас едва успевал вытирать пот с ладоней о штаны и при этом вести автомобиль. К счастью, он знал местонахождение каждой ямы и каждого ухаба, выучил наизусть еще в те времена, когда даже не мечтал стать полицейским. У дорог, ведущих в детство, есть одна особенность — они редко когда меняются.
Из-за стены густого леса выглянули деревянные домишки. Они стояли так плотно к дороге, что казалось — пикап прочертит зеркалом царапины на их крашенных заборах. Зато до ягодки можно было разглядеть сады с вишневыми деревьями, у ворот — скамейки, возле которых копошились крупные куры. Самый привычный, и в то же время чужой, продолговатым зданием показался и детский дом. Николас сделал вид, что занят дорогой. Он боялся разглядеть вороного мальчика среди беспризорников, играющих во дворе. Николас даже знал, где тот мог находиться — возле сарая, у забора, бурый щенок крутился бы у его ног, а сам мальчик ждал, когда сядет солнце. Ведь тогда он смог бы сбежать. В лес, по дороге к старому форту, которую знал только он один, туда, где его любили, где он еще верил в глупые сказки.