Напарник сложил кончики пальцев, в голубых глазах вспыхнул странный огонек. Но Николасу сейчас было совсем не до этого. За все время прогулки вороной депос так глубоко пребывал в раздумьях, что, казалось, не слышал рассказа Рассела, рассматривал листья под ногами, словно для него они были самой интересной вещью на свете. Николас решился задать вопрос, ради которого с таким нетерпением ждал его приезда:
— Мы можем вытащить его отсюда? Еромана. Мы должны немедленно забрать его из “Голоса лесов”.
Казалось, Рассел был удивлен таким исходом до глубины души:
— Как так? — чуть ли не беспомощно пробормотал он. — Чем тебя не устраивает роль подсадного? Ты же сам согласился…
— Дело не во мне.
Николас в подробностях рассказал о событиях, свидетелем которых стал. Про измученный вид рыжего пациента, про нескончаемые побои санитаров и заточение в изоляторе. В глазах Рассела не проскользнуло ни доли понимания, что уж говорить о сочувствии. Как это было на него похоже. Но Николас не добивался от Рассела сострадания.
— Если мы не заберем его отсюда, то навсегда потеряем. “Голос лесов” не просто клиника. Здесь содержат и здоровых депосов. Тех, у кого небольшие психические отклонения или их нет вообще, от кого хотят избавиться родственники. В этом деле что-то не так, Расс. Следственный комитет дал Дженне ложную информацию: клиника не подавала на полицию в суд за избиение Еромана и никогда бы не сделала этого. Полицейские сами отправили его сюда, они платят Нилу за его нахождение здесь, и я догадываюсь, чего они добиваются. Если я прав, что их мотив — месть, то времени у нас совсем мало. Его убьют здесь, Расс! Вернее не убьют, а сделают из него овощ — это равносильно смерти. Ты знаешь Эрла Бревно и его шайку, то, что становится с теми, кто перешел им дорогу. Нам нужно во что бы то ни стало вмешаться и забрать Еромана.
— Но, Николас…
— Скажи Дженне: я возьму на себя допросы. Я выбью из него все, что касается его связей с мафией. Но не здесь, не в стенах клиники. Здесь его просто уничтожат. Еще немного, и мы навсегда потеряем ценного свидетеля.
“Я почти уверен: Ероман не имеет никакого отношения ни к Элиранду, ни к его сыну-альбиносу. Как и в том, что он не псих. Но тебе сгодится и байка о свидетеле. Правда слишком невероятная, чтобы я мог рассказать тебе хотя бы часть и не создать впечатление сумасшедшего”, — мысленно добавил Николас. Рассел некоторое время молчал, напряженно обдумывая.
— Я понимаю, куда ты клонишь, — сказал он спустя несколько минут тишины. — Но боюсь, это невозможно: следственный комитет и так продержал Ера у себя полгода и ничего не смог добиться. Почему ты думаешь, что это удастся тебе? И потом — даже на видеозаписи, которую я тебе принес, любому ясно, что этот парень психически больной. Слишком правдоподобно он играет. К тому же у нас нет никаких улик, чтобы на законных основаниях вернуть его под следствие. Нет, с чего ты вообще взял, что здесь жизнь Еромана подвергается риску?
— Потому что я каждый день вижу, как над ним издеваются! — яростно выпалил Николас.
Рассел оставался непреклонным.
— Николас, Николас, — назидательно сказал он. Вороному депосу был знаком этот тон, когда Расс предавался ностальгии, из напарника обращаясь в наставника. — В этом весь ты. Сколько я знаю тебя, ты всегда взваливаешь на себя слишком много. Твоя фирменная манера — лезть в то, в чем ты ни черта не разбираешься. Это психиатрическая клиника, и здесь лечат болезни, пусть используя методы, которые могут казаться жестокими.