Лисер осекся, его уже никто не слушал, а голос авторитета клиники заглушали крики, доносящиеся со скамейки, самой ближней к пруду. Все внимание пациентов было приковано к ней. Некоторые даже повскакивали с травы в предвкушении нового зрелища, казавшегося еще более забавным в отсутствие санитара.
— Я не понимаю, в чем проблема? — едва ли не кричал вороной новичок-алкоголик на своего посетителя.
Кому повезло сидеть ближе — посчастливилось видеть, как вздыбилась шерсть на его черных мускулистых руках.
— Почему я не могу уехать? Что тебе мешает, соловый ублюдок, меня забрать?
Его гость тоже поднялся со скамейки, стараясь говорить спокойным голосом:
— Мы сто раз это обсуждали. Тебе нужна помощь.
— В гробу я ее видел! Мы уезжаем — сейчас же!
— Успокойся, Николас. Тебе здесь помогут, все будет хорошо. Пойдем, ты в таком настроении, что нам лучше вернуться в клинику.
Соловый дотронулся до плеча новичка, и это стало его роковой ошибкой. По группе присутствующих прокатился вопль. Николас размахнулся, его кулак врезался в лицо собеседника. Секунда — и соловый депос повалился на скамейку, распростершись у ее грубо выпиленных ножек.
Николас не хотел бить Рассела, меньше всего он желал бы причинить ему боль. Это был один из самых нелепых спектаклей, в которых ему доводилось участвовать. И пускай он блестяще справился с первой частью, изображая спор. Когда он замахнулся, то был уверен, что удар пройдет мимо, в нескольких сантиметрах от лица Рассела. Но в последнее мгновение напарник подался вперед, ловко подставившись под кулак. Костяшки пальцев Николаса врезались в мягкую плоть, после чего столкнулись с преградой челюсти. Хрустнула ли она? Или этот звук шел из его воображения? Он не знал, готовясь к самому ужасному. Падение Рассела остановила скамейка. Он скатился с нее как с горки, осел на траву. По его губе стекала струйка крови. Николас готов был отпрянуть. То, что он видел перед собой, явно перекликалось с картинами из прошлого: забастовка студентов, Рассел, лежащий на асфальте в луже собственной крови. Его лицо, усеянное ссадинами. Тонкие пальцы Лейн, прикладывающие к его разбитому лбу лед. Рассел на крыльце их дома, осунувшийся, уставший, потухшим взглядом провожающий дождь. В этот раз Николас сам занес над ним кулаки.
— Прости, — прошептал вороной депос, едва сдерживаясь, чтобы не протянуть ему руку.
Но Рассел улыбнулся и одними губами произнес:
— Браво, Герой-полицейский.
Насколько Николас знал санитаров, главным их свойством было появляться в самый неподходящий момент. В этот раз их пришлось дожидаться. Рассел успел подняться, а Николас — изобразить нелепое продолжение драки. Он представил, если бы они столкнулись в настоящем бою. Рассел прошел курс полицейской академии, но это было ничто по сравнению с бесценным опытом детдомовских драк, приюта, где с малых лет правила грубая сила. Николас расслабил мышцы, его удары были неточными и вялыми, он осыпал напарника отменной бранью. Это сработало. Его крики привлекли внимание големов. Руки Николаса заломили за спину, его повалили на траву. Он помнил — на ней еще остались капли росы. Она щекотала его ноздри, и вороной депос вдыхал ее сладкий запах, напоминающий детство, когда каждая мелочь имеет значение. Происходящее казалось забавной игрой. Трое санитаров, двое из которых были крупными мужчинами, едва с ним справлялись. Он пытался поднять голову и отыскать взглядом напарника, но видел лишь мыски его дорогих туфель. Они были из змеиной кожи. Николас успел хорошо их рассмотреть, прежде чем Рассела попросили удалиться. После этого вороного депоса рывком поставили на ноги и потащили обратно в здание. Его сердце рвалось из груди. Спину залил пот, а в голове, не умолкая, отдавал приказы голос напарника: “Докажи, что ты здесь ничего не вынюхиваешь! После этого они не посмеют говорить мне, чтобы я забрал тебя отсюда. Что ты и я — чертовы ищейки в одной упряжке. Ты псих, гребаный псих! Пусть они это увидят!”
И Николас дал им шанс, поймав себя на мысли, насколько сильно ему это нравится. Это было в сто раз лучше, чем нестись на пробежке, вдыхая пьянящий запах утра, или с разбегу падать в холодный снег — позволить себе свободу действий. Как маленький ребенок, не до конца осознавший, что такое вести себя правильно. Николас так увлекся, что его едва впихнули в дверной проем. Он наградил санитаров бранью, а когда на глаза попался Нил, не забыл высказать о нем пару словечек: как надоели эти сеансы, где ему приходилось говорить не то с идиотом, не то просто с самим собой.