И эта ночь, как ни одна другая, распахнула ворота в прошлое, позволив ему найти ответ. Догадка пожирала его заживо. Николас знал, что не сумеет заснуть с ней в одной постели, даже если выпьет горсть чертовых таблеток снотворного (тогда он понял, что уже на них сидит).
Бэнко не услышал, как Николас ушел. В коридорах клиники было пусто и темно. Из дежурки на пол спускался прямоугольник света, доносился шум телевизора, настолько громко, что выбей Николас стекло, санитар навряд ли бы услышал. Вороной депос не знал, что делает здесь, руки сами потянулись к окну, когда в конце коридора промелькнула сухопарая тень. Еще раньше, чем Ероман приблизился, Николас узнал его. Для этого не требовалось видеть, только чувствовать: по шерсти проносился холод, все внутренние голоса в унисон велели сохранять бдительность, словно рыжий пациент мог наброситься в любую секунду. Но Ероман и не думал нападать. Он сделал вид, что не заметил Николаса, замершего у окна. Неуклюжей раскачивающейся походкой рыжий пациент прошел мимо, устремившись вверх по лестнице, на второй этаж, где находились изоляторы и кабинеты для процедур. Николас смотрел ему вслед. Проще было поверить, что Ероман, свободно гуляющий по коридорам, являлся частью галлюциногенного видения. (Может, в этот вечер его просто забыли привязать к кровати? Или у любого наказания истекает свой срок. Почему именно сейчас, когда Ероман должен интересовать Николаса меньше всего? Если разобраться, не только Рассел стал причиной его заточения.)
Но Николас все равно последовал за ним, не имея понятия, куда тот направляется. На второй этаж вела единственная лестница, даже блеклого света луны хватало, чтобы разглядеть пустой коридор — ни силуэта, ни затаившегося призрака, словно Ероман успел раствориться в воздухе. Вороному депосу показалось, что несколько секунд назад он отчетливо слышал хлопок двери. Николас подергал за ручки кабинетов — ни одна не поддалась. Он продолжил поиски и остановился у запасного выхода. Николас помнил эту дверь еще при свете дня, окрашенную густым слоем алой краски. Бэнко рассказывал, что она здесь по требованию пожарной комиссии и находится под сигнализацией. Николас толкнул дверь, страшась оглушительного звона, но кругом стояла та же тишина. На него смотрели, точно из прохода в другой мир, полотно звезд и силуэты сосен. Запахло свободой, свежестью и хвоей. Николас простоял так несколько мгновений, прежде чем опомниться. К зданию крепилась площадка с маршем лестницы, зигзагом охватывающая торец. Лестница шаталась от каждого шага, а он ступал осторожно и старался даже не дышать, не веря своей удаче. Настоящая эйфория охватила его, когда босыми ногами он коснулся земли. Вороной депос побежал вдоль деревьев, не замечая ни остроты шишек, впивающихся в ступни, ни хлестких ударов царапающих ветвей. Он замер, чтобы отдышаться, только когда на пути раздвоенным выродком появились сросшиеся сосны. Ноги сами привели его сюда. Вокруг было так же пустынно, никого, кроме какой-то хищной птицы, таящейся в кроне и сверкающей на него огоньками глаз.
“Спасибо тебе за это, Ероман, я не останусь в долгу, когда выберусь отсюда”, — подумал он, опуская руку в расщелину, чтобы достать пистолет. Рация валялась неподалеку в кустах. На ней были куски грязи, Николас бережно обтер ее о халат, как испачкавшегося любимого питомца. Она послушно легла в его ладонь. Сколько пройдет времени, прежде чем он доберется до Одары, до кабинета начальника полицейского участка? Может, целая вечность, а ответ ему нужен здесь и сейчас. Он не мог больше ждать. Вороной депос приложил рацию к уху, понимая, что, возможно, совершает большую ошибку, нажал на кнопку вызова. Шипение напоминало треск углей в пепелище догорающего костра. “Раз, два, три”… бесполезно, с каких пор он стал таким самонадеянным?
— Николас?
Сердце вздрогнуло вместе с тем, как сквозь шелест раздался знакомый голос.
— Привет, Расс.
Николас отчетливо представил напарника, коротающего ночь в спальне, в огромном замке-коттедже, построенном на деньги его породистых предков; рацию на тумбочке у края кровати. Рассел тоже не смыкал глаз этой ночью, слишком явным казалось ликование, присутствующее в каждой фразе. Он ждал этого звонка, как очередной возможности насладиться своим триумфом:
— Что случилось, мой маленький новобранец? Тебе опять одиноко?
Николасу даже не пришлось сдерживаться, чтобы скрыть ярость. Из голоса вороного депоса исчезли чувства, он звучал спокойно, в нем осталась только усталость: