Вороной депос сидел, оперевшись спиной об общий ствол Близнецов-сосен. Его ноги обмякли, а тело опустилось на влажную землю, впитавшую в себя холод ночи, такой же обжигающе ледяной, как и слова напарника.
— Я просто псих, — сказал Николас в рацию, обращаясь больше к самому себе. И пусть для Рассела это послужит ответом.
Из трубки еще раздавался голос странглийца, когда вороной депос дрожащей рукой отодвинул ее от уха, а потом, собрав осколки злости, отшвырнул в сторону. Николас все равно не воспринимал никакие слова, и все, что он видел перед собой, была Лейн. Неужели и она его предала? Нет, не может быть, все что сказал Рассел — гнусная выдумка. Кроме одного: Николас так мало знал о Лейн. Он пообещал ей, что не станет расспрашивать о прошлом, Рассел заручился, что не тронет ее будущее — два обещания, сплетенные вокруг одной судьбы. Многое бы поменялось, не будь их вовсе, только бы Лейн осталась жива…
Николас поднял голову к беспросветно-синему небу, откуда на него с презрением взирали звезды. “Она любила меня”, — обратился он к ним, не зная, утверждает или спрашивает. Так яростно ему захотелось вновь увидеть ее, заключить в объятия, ощутить тепло и биение жизни, только тогда он бы поверил, что слова Рассела — очередная ложь. Но он никогда не узнает…
Истина умерла вместе с Лейн. Ее больше нет, и Рассел прав, Николас заслуживает наказания, ведь в том виноват только он один. Ничтожество!
Пальцы впивались в траву, выдергивая ее с корнем, расцарапывая ладони в кровь. Он сам не заметил, как зарыдал в голос, уткнувшись лбом в колени, проклиная себя, свою жизнь, все то, что привело его сюда. Он отдал бы многое, лишь бы исчезнуть или оказаться в далеком забытом прошлом, на крыльце форта, убаюканным историями старого гнолла, который был для него все равно что отец.
“Вытащи меня отсюда, Джипс, — шептал Николас, — если ты меня еще слышишь. Кроме тебя, мне некого просить. Я больше так не могу”.
Глава 13
Николас не помнил, сколько просидел так, под могучими стволами Близнецов-сосен, отрешенный от реальности, сломленный и обессиленный, с мыслями, заблудившимися в темноте. Он не вздрогнул даже когда тень, уже несколько минут наблюдавшая за ним из-за деревьев, оказалась рядом, положила руку на его дрожащее плечо. С надеждой ребенка вороной депос поднял взгляд темно-синих глаз, и тут же его душу обожгло разочарование: это был не Джипс и даже не Ероман, а незнакомый депос, который смотрел на него сверху вниз. Он был совсем молод, еще парнишка, мышастой масти, с короткостриженой гривкой, выкрашенной в неестественный морковный цвет. В больших глазах читалась тревога.
— С вами все в порядке? — спросил он высоким голосом.
— В полном, — Николас удивлялся, как легко сорвалась с языка эта фраза.
— Хотите, я провожу вас обратно в комнату? Не следует гулять здесь по ночам.
Паренек нагнулся, добродушно протянув ему ладонь. И только тогда Николас различил во тьме форму охранника. На тощем плече паренька болталось ружье. Вороной депос принял его ладонь, не без посторонней помощи поднявшись из грязи (ноги дрожали и с трудом слушались его), и, не отпуская руки, потянул паренька на себя, приставив к его виску дуло. Оружие, которое Николас секунду назад прятал в кармане халата, переняло тепло его ладони. Вороной депос ощущал рельефную рукоять кожей. Это чувство возвращало в недалекое прошлое, словно он вновь вернулся на службу. Вместе с ним робким огоньком в груди вспыхнула новая надежда.
— Отдай мне свое ружье, — отчеканил Николас, возвратив хладнокровие в голос. Паренек не сразу послушался его приказа.
— Вы с ума сошли? — только и сумел пролепетать он.
— А ты забыл, где находишься?
— Это что, настоящий… п… п-пистолет?
Охранник трясся, как осиновый лист. Наверняка паренек подрабатывал здесь по ночам, чтобы оплатить учебу в университете или наскрести себе на пиво, черт еще знает, что он мог забыть в этом дрянном местечке. Николас невольно задавался вопросом, как таких юных и худеньких, с дурацкой оранжевой гривкой, берут охранять дурдом, где обитают здоровые бандиты вроде Лисера и теперь его самого.