— Я прекрасно знаю, кто такой Джон. Самовлюбленный тип с подлой душонкой.
Подняв глаза, Терри удивленно заглянула ему в лицо.
— А вы с ним знакомы? — Выражение ее лица было красноречивее любых слов.
Кейн чувствовал, как его злость стремительно идет на убыль. Разве Терри виновата в том, что он не может спокойно смотреть на детей? И боится заводить новые привязанности. А может, она вообще не поняла, какого рода отношения он ей предлагает? Тогда надо объясниться.
Черт! Не надо ничего объяснять: ведь он ничего ей не предлагал. И не собирается.
— Извините, Терри, но мне пора. Рад был с вами увидеться. Встретимся как-нибудь на днях?
— Сомневаюсь.
Ну вот и прекрасно! Все идет по плану: вскинула подбородок, глаза горят обидой... Кейн пожал плечами и, вытащив из кармана куртки ключи от машины, принялся крутить брелок на пальце.
— Терри, ну вы же сами знаете, как это бывает... — начал он, пытаясь избитыми фразами заглушить в себе чувство вины. — Когда мужчине за сорок...
— Знаю. Так что не трудитесь объяснять. Всего доброго, Кейн.
— До свидания.
Она права: не надо ничего объяснять, говорил себе Кейн, шагая к машине. Терри прекрасно понимает, что представляют собой мужчины, когда им за сорок. Хотя, судя по всему, с ее точки зрения, они и до сорока ничуть не лучше.
Через неделю Кейн, совершенно неожиданно для себя самого, снова оказался на шоссе, ведущем к дому Терри. Он возвращался в офис со строительной площадки и вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, повернул машину в сторону ее дома с одним-единственным намерением — просто взглянуть, как она там. Связываться с ней всерьез он не собирается. Просто она живет одна на отшибе... А одиноким женщинам часто требуется помощь.
Ну разумеется! И тогда на выручку им приходит Святой Кейн!
Кейн покосился на часы: начало первого. Значит, мальчик еще на занятиях. Тем лучше.
Всю неделю Кейн думал и пришел к некоторым выводам. Во-первых, кругом полным-полно детей. И с этим надо смириться. Вывод номер два относился к области допущений. Положим, не стало бы его, Кейна, и Габби осталась бы с сыном одна. Ему вовсе не хотелось бы, чтобы они жили вдвоем, без мужчины. Шону понадобился бы другой отец: что ни говори, а мальчика должен растить мужчина.
Что до Габби...
Кейн совсем недавно позволил себе вспоминать о сыне и бывшей жене. Боль утраты лишь усиливалась от сознания собственной вины и бессильной злобы. О том, что жена ему изменяет, он узнал только после смерти Шона. Оказывается, у нее вошло в привычку встречаться со своими любовниками на побережье и в тот, последний раз, она специально отправила Кейна на благотворительный вечер, чтобы он не смог поехать вместе с ней.
Габби планировала оставить Шона дома с няней, миссис Грин, которая вырастила мальчика и жила у них в доме чуть ли не с самого его рождения, но в последний момент та слегла с гриппом и Габби взяла сына с собой, пригласив в качестве няни соседскую девочку-подростка. Та должна была приглядывать за Шоном, пока Габби будет крутить со своим очередным дружком.
Господи, ну зачем он позволил ей взять с собой Шона, раз миссис Грин, которая была для Шона лучшей матерью, чем сама Габби, заболела?! Кейн находил для себя лишь одно оправдание — вечную занятость. Хотя, если быть до конца честным с самим собой, он намеренно взваливал на себя как можно больше дел и с головой уходил в работу — лишь бы не замечать, как распадается их брак.
Самое ужасное, что он сам причастен к гибели сына, вернее не он, а его телефонный звонок. Даже сейчас, семь лет спустя, при мысли об этом душу жгла нестерпимая боль. Он хотел поболтать с Шоном, сказать, что приедет к нему, как только выберет время. В этот момент Шон с новоявленной нянькой гулял у моря. Услышав телефонный звонок, девчонка побежала в дом, строго-настрого приказав Шону не подходить близко к воде.
Когда она вернулась, было уже поздно. Судя по следам на песке у кромки прибоя, Шон погнался за птицей или крабом и его накрыло волной и утащило в море.
В один миг мир рухнул. Ясные голубые глазищи, белокурые кудряшки — Габби все время порывалась их состричь, а Кейн упрашивал оставить, — его любимый малыш, такой любопытный и ласковый... Как это может быть, что его больше нет?! За что?!
— Пап, а почему, когда разольешь молоко, оно голубое, а когда пьешь, белое?
— Понимаешь, сынок, все дело в преломлении света. Есть такие маленькие-маленькие частицы, которые разделяют... ну как бы тебе объяснить, цвета или краски...
— Какие еще частицы? И если они такие маленькие, то как ломают свет? Ведь свет же вон какой большой!