— Вот так, Калинкин, — подытожил он свою руководящую мысль, — актив в передовом ЖЭКе должен быть на высоте задач. На уровне. Этому нас учат. Есть такое мнение — надо обзаводиться крепкой советской семьей. Семья — это ячейка. К этому нас призывают.
— С кем же мне этого… обзаводиться? — растерянно спросил Рагнед Кузьмич.
— Ну, — улыбнулся Смуров, — домком тут бессилен. Любовь домкому не подчиняется. Надеемся, что это будет достойный товарищ, грамотный товарищ, идейный товарищ…
Председатель вынес это «мнение» на заседание женсовета, и женсовет единогласно (голосовала «за» Щечкина-Помадина), при одном воздержавшемся (сам Рагнед Кузьмич), принял решение: «Рекомендовать тов. Калинкину Р. К. в ближайшее время решить вопрос о своем семейном положении».
…Это решение женсовета и привело Рагнеда Кузьмича Калинкина к соседке — Агриппине Львовне Залетниковой.
Визит Рагнеда Кузьмича пришелся на тот самый момент, когда Агриппина Львовна, томимая ожиданием и полной неуверенностью в успехе задуманного предприятия, вернулась домой, объехав всю Москву. Она сидела одна, пила свое любимое перцовое вино и заедала черной икоркой, чтобы обрести душевное равновесие. Заслышав звонок, она не стала по обыкновению прятать бутылку: сегодня она нуждалась в обществе.
Рагнед Кузьмич был любезен, словно только что получил щедрые чаевые. Он источал крепкий запах одеколона «В полет» и годами вымуштрованную ресторанную вежливость. Комната с двумя окнами на Арбат превратилась в дореволюционную галантерейную лавку, когда туда зашел постоянный покупатель.
— Садитесь, Рагнед Кузьмич, — любезно пригласила хозяйка. — Выпьете рюмочку? Сближает, как говорил мой один хороший знакомый.
— Я бы с величайшим, уважаемая Агриппина Львовна, — весь распластался в улыбке гость, — врачи! Говорят, что употребление алкоголя не способствует кровообращению и порождает в организме излишний холестерин…
— Ишь как вас медициной-то напичкали.
— Мне теперь при моей общественной должности без медицины никак нельзя. Получил бесплатный абонемент, посещаю лекторий. Вчера прослушал беседу врача «Гигиена беременной женщины». С демонстрацией диафильма. Очень много полезного почерпнул. Все для меня ново.
— Старый бесстыдник! — беззлобно ругнулась хозяйка и шаловливо покачала головой. — И как вам только не совестно!
Рагнед Кузьмич встал. Он решил, что настал самый момент переходить к деловой части визита.
— Вот вы, уважаемая Агриппина Львовна, — подбоченясь красиво, начал он, — назвали меня старым. Да-с… Конечно, я не юноша. Но и не настолько… Чтобы опровергнуть эти ваши личные заблуждения на мой счет, я… хочу сказать… я пришел к вам, Агриппина Львовна, с самыми серьезными намерениями.
Рагнед Кузьмич чопорно поклонился, передохнул и продолжал:
— Ваше чуткое и внимательное ко мне отношение… взаимная друг к другу вежливость… позволяют мне надеяться… думаю, не откажете…
На лбу гостя выступила традиционная испарина. Чувствовал он себя так же, как в тот вечер, когда облил супруге директора ресторана Кукушкина ее новый заграничный костюм джерси жирным соусом «ткемали». Радость и страх трепетали в его груди одновременно. Агриппина Львовна заметила необычайное волнение соседа, но причины его понять никак не могла.
— Взаймы, что ли, пришел просить? — подоспела она на помощь. — Так не дам, нету.
Рагнед Кузьмич закрыл глаза и, не слыша собственного голоса, выдохнул:
— Прошу руки.
Агриппина Львовна даже растерялась:
— Это ты что на старости лет удумал? Или тошно одному-то?
Калинкин уже взял себя в руки: самое страшное было позади.
— Поймите, Агриппина Львовна, очень давно я веду свои систематические наблюдения за Лирой Михайловной. Еще когда Лирочка была совсем ребенком, вы, конечно, помните, как я покупал ей мороженое-пломбир и играл с ней в подвижные игры…
Агриппина Львовна нахмурилась:
— Не пойму, при чем тут моя дочь?
— Я прошу руки Лиры Михайловны. Все будет честь по чести. Через загс. Но я воспитан в прежних приличиях… Без согласия и, так сказать, как говорили в старину, благословения маменьки не могу… И опять же на основании решения женсовета…
На этих словах Рагнед Кузьмич всерьез вознамерился стать на подагрические коленки. С этой целью он было уже подтянул брюки, чтобы не помялись. Но Агриппина Львовна успела за это время подавить в себе минутную лирическую слабость и кинулась в контратаку.
— Ах ты козел вонючий, — сказала она не очень громко, — селедка затоваренная! Общественник-объедочник! Жених с подагрой! — И уже громко: — Вот на какой ты кусок рот раззявил! — Со слезой: — Доченька моя тебе спонадобилась, кровиночка моя единственная! — И в крик: — Надавали вам пенсий-то, с жиру беситесь! Ноги чтобы здесь твоей поганой не было! Чтобы и не смердило тобой! Ну!