Конечно, все стали ее успокаивать, а Кукушкин сказал, что в наше время такие пятна химия выводит «в один момент».
Официант хотел посыпать пятна солью, но Кукушкин зло посмотрел на него и сказал:
— Нет уж, Калинкин, ты мне насолил достаточно. Видно, никак не можешь старое забыть.
На что официант Калинкин залебезил пуще прежнего:
— Да что вы, многоуважаемый Аркадий Степанович, да как можно!..
Горе Полины было безутешным. Праздник был сорван. Кукушкину дома она объявила бойкот, экономическую блокаду и строгий режим.
Полина и слышать не хотела ни о каких домашних средствах, о которых толковала ей Любка Колокольцева. Не верила она и Кукушкину. Поверила она рекламе. В сверкающем храме волшебницы химии неоновый плакат убеждал:
«Химия делает чудеса! В этом Вы можете убедиться в нашем ателье!» Сюда и принесла Полина свое сокровище с искоркой.
— Во сколько оцениваете? — спросила приемщица, неоново улыбаясь.
— Сто пятьдесят рублей.
— Да вы что, гражданка, спятили, что ли? — Неон сразу погас. — У нас и цен-то таких нет. Вот смотрите по прейскуранту: «Костюм жен. трико — 72 р.». А вы одну юбку цените 150.
— А вы мне продайте такой костюм за 72 р., — сказала Полина.
— У нас не магазин, — немедленно парировала приемщица. — И не базар, торговаться неприлично даже. Хотите сдавать за 38 р. — сдавайте.
— Позовите заведующего.
— А что заведующий? Покупают у спекулянтов и хотят, чтобы государственная организация им такие же цены выплачивала.
— Почему обязательно выплачивать? Это же так делается — для гарантии.
— Вы тут нам своих гарантий не устанавливайте.
Похолодев от недобрых предчувствий, Полина сдала юбку. А через неделю Полина получила в красивом пакете… кофточку. Совершенно ей незнакомую.
— Какая юбка, гражданка? — спросила приемщица. — Вы что-то путаете… А что, заведующий родит вам вашу юбку? Ладно, ладно, без истерики обойдемся.
Одним словом, через месяц мытарств Полина поняла, что юбка ее того… приказала долго жить. Чудеса были налицо.
— Получите, гражданка, 38 р., как вы сами оценили вашу юбку, — сказал заведующий, — и разойдемся красиво.
— Нет, я этого так не оставлю.
И Полина пошла к Кукушкину. И Полину к Кукушкину не пустили:
— У начальника совещание.
— А мне плевать, — сказала Полина. — Я только кину ему прямо в рожу вот эту квитанцию, и пусть он подавится, ваш начальник.
Но пробиться сквозь опытную секретаршу Полине не удалось.
— Гражданка, не хулиганьте. Вы оскорбляете номенклатурное лицо при исполнении служебных обязанностей. Я вызову милицию.
Полина даже не помнит, что она там кричала, пока не выскочил из кабинета ошалелый Кукушкин и не стал ее успокаивать. Ей не хотелось домой, и она отправилась к Любке Колокольцевой излить душу. Однако Любка встретила ее холодно. А выслушав исповедь Полины, сказала:
— Так тебе и надо.
— Ты с ума сошла?
— А что, только нам, что ли, грешным, от кукушкинского сервиса страдать?
— Ты-то чем пострадала?
— На, полюбуйся!
Любка сдернула с головы платок и растрепала волосы. Прекрасные Любкины волосы, которым завидовал весь Арбат, были сожжены и болтались рыжими патлами, как на драной кукле.
— Сожгли? — ахнула Полина.
— В новом салоне. И еще старой дурой обозвали. Хотя ты мой возраст знаешь. Зато уж твой-то — плакатики везде понавесил, будь здоров. Провалиться бы ему в тартарары вместе с его шарашкиной конторой. И тебе вместе с ним.
— Да я-то при чем? — со слезами спросила Полина.
— Одна лавочка, — отрезала Любка.
Многолетняя дружба лопнула, словно неоновая трубка, в которую хулиганы бросили камень.
Полина поехала к Любимовым. А у Любимовых свое горе-злосчастье. Два года стояли они в очереди на телефон, а конца этой очереди не было. Тогда любимовская сноха нашла какого-то монтера, и он за двадцать пять рублей поставил им телефон.
В первый же день Любимовы на радостях обзвонили всех знакомых, всем сообщили номер и просили звонить.
А на другой день пришли два других монтера и телефон сняли. Да еще пообещали передать дело на административную комиссию и оштрафовать за «незаконные, самовольные действия».
— Жулики кругом, — сказала любимовская старуха.
А Ленка, сноха, глядя бесстыжими зенками прямо Полине в глаза, отрезала: