— Твой-то с ними заодно, что ли? Выручкой делятся?
— Как это делятся? — не поняла Полина.
— Проще простого. Одного своего подсылают четвертные сшибать, а другие потом ходят, телефоны снимают. На Одну зарплату живете. Холодильник — не холодильник. Ковры — не ковры. Джерси — не джерси.
— Да он-то при чем? Он к телефону никакого отношения не имеет! — сказала Полина.
— Одна бражка, — ответила старуха.
Вот все эти обстоятельства и явились причиной появления на холодильнике уже известной записки Полины. Полина ушла от Кукушкина, оставив ему прекрасную новую квартиру с совмещенным санузлом, с холодильником и с ковром типа «Мишки»!
Перед Аркадием Степановичем Кукушкиным встали во весь рост сразу несколько вопросов. Конечно, там, наверху, за развод не похвалят, хотя инициатива исходит и не от Кукушкина. Он не виноват: ушла жена. Но могут спросить: «А как же ты допустил?»
Но, пожалуй, больше всего грызла Кукушкина самая обыкновенная мужская обида: «Бросила, паскуда. Как ненужную тряпку выкинула. Ну, я тебе выброшу! Я т-т-тебе покажу, каков Аркадий Кукушкин. Я — тиран? Я — изверг? Я — убой населения? Хорошо! Завтра же приведу другую. Десяток, стоит только захотеть. Только подниму палец. А ты поищи не тирана. Не изверга. С такой квартирой и с такой зарплатой. И с персональной машиной. В ногах будешь валяться».
Именно в этот момент на глаза Кукушкину и попалось объявление, написанное Агриппиной Львовной.
«Залетникова? — задумался Кукушкин. — Да это уж не директор ли галантереи? Так у нее же дочка симпампон. То, что надо для номенклатурного лица. Не какая-нибудь там Полина Виардо».
И Кукушкин записал адрес.
ОПЯТЬ МАЛЫШКИН. СКОЛЬКО ИХ?
В субботу в квартире № 83 на Арбате первыми были Манькина и сын.
— Козу на соседку оставили, — входя уже как к своим, сказала Елизавета Никаноровна. — Как невеста-то, не приехала еще? Рубль я ей посулила за пастьбу. Стало быть, к вечеру невеста подъедет? Я чего беспокоюсь — привяжет ее к забору, а сама уйдет лясы точить. Бедная Мария намается, а этой хабалке рубль плати. Много ли женихов-то было?
— Отбоя нет, — приврала Агриппина Львовна.
— Ну, мы и тогда первыми были, и сейчас уж подождем, не ближний свет — из Малаховки добирались. В Москву-то на «Москвиче» ездить одно разорение, штрафов не напасешься на них, на кобелей. Чайком, сваха, не угостите?
Агриппина Львовна хотела отрезать: «Здесь вам не чайная», но сдержалась — сама людей назвала. Пошла на кухню ставить чайник.
— Бедно живут, — заметил Люциан.
— Торгаши, — сказала Манькина, — в кубышках полно. Перед соседями прикидываются. Знаю я их.
Следующим пришел Бордюров. Одет он был все в тот же черный, блестевший от времени костюм, белую рубашку, под самым кадыком бабочка. Когда хозяин сглатывал, бабочка расправляла крылья, собираясь улететь.
Бордюров молча и с достоинством поклонился, хотел что-то сказать, но только дернул головой, потревожил бабочку и, отвернувшись от Манькиных, сел.
— Жених, а задница светится, — съязвила Елизавета Никаноровна, нутром почуяв конкурента.
— Я, кажется, с вами незнаком, — заносчиво сказал Бордюров, — и прошу…
— Не много чести от такого знакомства.
— Стукни его, мам, — попросил Люциан.
— Но, но, но! — испуганно вскочил Бордюров. — Обойдемся без применения грубой физической силы. Я ученый и не позволю…
— А что? И стукну, — встала Манькина, опираясь на тяжелую можжевеловую палку. — Хлыщ какой, туда же — жениться. Тунеядец проклятый, на портки бы сперва заработал.
— Стукни же его, мам, — опять попросил Люциан.
— Мокрое место останется, — сказала Манькина, поднимая палку. — У нас справка из Белых Столбов имеется, нам ничего не будет.
С криком: «Психи!» — Бордюров без боя сдал позиции превосходящим силам.
— Ловко мы его отшили, — довольно засмеялся Люциан.
— Еще кто-то заходил? — спросила Агриппина Львовна, внося чайник.
— Это вам показалось, сваха. Мы тут с Люциашей разговор ведем. От невесты телеграммы не было, когда ждать ее?
— Пока нет.
Не дожидаясь особого приглашения, Манькина, взяв за руку сына, села за стол.
— Были серьезные женихи, сваха, или так, шешура голозадая? — ревниво спросила Манькина.
— Ученый был известный, работы пишет.
— Писать сейчас все пишут, да много ли он за свою писанину получает?
— Духовного звания был.
— Старик дряхлый, только на свалку?
— Нет, молодой.