Большинство читтагонгских племен исповедует буддизм. Однако в привычках и обычаях более мелких и отсталых племен преобладает древний анимизм. У каждого племени есть свои песни и танцы, которые исполняются обычно при сборе урожая под аккомпанемент традиционных труб и бубнов. Есть у них и свои легенды. Вот одна из легенд племени мурунгов.
Когда бог создавал мир, он сел на высокую гору и позвал к себе представителей всех племен, чтобы раздать им священные книги, но представитель мурунгов проспал и не пришел. Уже все разошлись по домам, а на земле осталась лежать книга, предназначенная для мурунгов. И тогда бог позвал быка, пасшегося невдалеке, и приказал ему передать мурунгам священную книгу. Бык взял книгу и тронулся в путь. Но была такая жара, что он решил немного отдохнуть под деревом, которое мурунги называют ведат, и тут он почувствовал нестерпимый голод. Тщетно пытался он достать высокие ветки ведата и, наконец, не выдержал и проглотил священную книгу. И лишь потом он осознал, что сотворил, и во всем признался начальнику мурунгов. Мурунг страшно разозлился и пришел к богу, чтобы пожаловаться на быка. Бог позвал провинившегося под ведатовое дерево на суд и когда услышал все, то произошло, то наказал быка, одним ударом выбив у него все верхние зубы. С тех пор у быка есть только нижние зубы. После этого разгневанный бог ударил быка с такой силой, что тот врезался в дерево, и теперь ствол ведата так искривлен, что ветви касаются земли. Начальник мурунгов был доволен тем, как наказали быка, но священной книги это заменить не могло. Поэтому бог дал им три заповеди, которым мурунги должны следовать, — упорно работать, трижды в день питаться и, когда умирает мурунг, убивать быка ударом кинжала в шею, вырезать у него язык и подвешивать его на дерево. Но этого предводителю мурунгов было мало. Он хотел знать, что должны мурунги делать, чтобы после смерти попасть в рай. И тогда бог сказал, что, когда умирает мурунг, нужно также убивать собаку, чтобы дух ее отыскал дорогу на небо и привел туда душу умершего мурунга. И поэтому мурунги во время похорон членов своего племени до сих пор убивают быка и собаку.
После возвращения в Читтагонг у меня остались еще два дня, для того, чтобы продолжить осмотр города. Я обошел все здешние книжные лавки, но тщетно пытался отыскать сборники народной поэзии, которыми Читтагонг когда-то был столь знаменит. Нанес я также визит «Исламскому промежуточному колледжу» (фактически — средняя школа), который намного вырос за последние годы. Из разговора со студентами я убедился, что они мало знали свой город и его историю: у них были, например, очень смутные представления о знаменитом Читтагонгском восстании, вспыхнувшем около 30 лет назад, когда группа революционеров попыталась поднять отсюда всеиндийское вооруженное восстание против англичан. Многие восставшие были схвачены и расстреляны, а те, кто избежал смерти, стали в тюрьмах на путь марксизма. Неосведомленность студентов объяснялась, по-видимому, характером курса истории, который им читали.
ПАКИСТАНСКИЕ ВСТРЕЧИ
Главу об интересных встречах в Восточном Пакистане мне хочется начать с рассказа о моем лучшем друге поэте Джасимуддине. И дело не только в нашей дружбе. Джасимуддин признан крупнейшим современным поэтом Восточной Бенгалии. Это, вероятно, единственный пакистанский писатель, книги которого издаются одновременно и в Дакке и в Калькутте.
Первая наша встреча произошла в Калькутте. Это было в 1958 г., когда я интенсивно собирал материалы о народных балладах Маймансингха. Нас познакомил общий приятель, и так как у Джасимуддина была своя, очень четко выраженная точка зрения на эти баллады, то мы договорились, что встретимся с ним на следующий день в его номере в гостинице.
Я знал, что путь многих поэтов и писателей Индии и Пакистана не усыпан розами, и не удивился, что Джасимуддин поселился в дешевой калькуттской гостинице «Тауэр». Я поднялся по узкой темной лестнице на первый этаж, стараясь не наступить на тараканов, которые, вероятно, из-за того, что их было здесь куда больше, чем людей, ничего не боялись, и вошел в узкую комнатку с окном, выходящим на шумную улицу. Почти три четверти комнаты занимала широкая кровать, на которой сидел стройный пятидесятилетний мужчина с живыми глазами. Не успел я войти, как он остановил меня быстрым вопросом: «Что вас больше всего интересует в народных песнях? Музыка, их история или этнографическая сторона?» Я ответил, что являюсь литературоведом и изучаю устное народное творчество как органическую часть бенгальской национальной литературы. Он просиял, обнял меня и сказал, что мы наверняка сумеем понять друг друга. Спустя немного времени мы уже были на ты, и я не заметил, как прошел вечер.