Можно было — потому что эта книга воспевала ислам и его основателя, а такая тенденция в Пакистане хоть и скрыто, но очень ощутимо поддерживается. Сколько раз я встречал в деревнях старые, убогие школьные здания рядом с только что реставрированными или вновь построенными мечетями! Литературные журналы еле сводят концы с концами и даже вынуждены прекращать свое существование, но они никогда не получают помощи, хотя в то же время правительство не жалеет субсидий и дотаций для различных исламских академий, исламских институтов, исламских обществ. От последних требуется только, чтобы они «поддерживали культуру в духе веры Пророка, боролись против атеизма и нравственного разложения и укрепляли молодежь в ее вере в Аллаха», как охарактеризовал цели Даккской исламской культурной академии ее бородатый представитель Моинуддин.
Однако прогресс нельзя остановить и современные идеи все равно пробивают себе дорогу, несмотря ни на какие преграды. И поэтому я не удивился, услышав горькие сетования того же Моинуддина на то, что исламские институты тщетно пытаются оказать влияние на молодежь. Правда, когда в Дакку прибыл молодой Ага-хан, глава секты исмаилитов, его всюду торжественно встречали. Но студенты, с которыми я беседовал об Ага-хане, больше всего уделяли внимания его искусству игры в теннис и увлечению конными состязаниями.
В Пакистане старое борется с новым. Во время подобных столкновений речь идет не только о принципиальных идейных разногласиях, иногда возникают просто комичные проблемы. Так, в течение двух месяцев я с интересом следил в пакистанской печати за рубрикой «Письма читателей», где велась дискуссия, в которой приводились всевозможные аргументы «за» и «против» участия Пакистана во всемирном конкурсе королевы красоты. Началом дискуссии послужило гневное письмо старовера, которого возмутило, что полуобнаженную мусульманскую девушку, да еще с надписью «Мисс Пакистан» на груди, разглядывают посторонние мужчины. Это письмо вызвало ожесточенные споры, в которых многие поддерживали предложение ограничить свободу женщин и вернуться к «старым добрым временам», когда женщины были полностью изолированы от окружающего мира.
Но, к счастью, будущее этой замечательной страны находится не в руках консервативных приверженцев старины. Здесь достаточно образованных, умных людей, которые могут, взять дело прогресса в свои руки и начать столь необходимые здесь преобразования. Мне хотелось бы рассказать в нескольких словах об одном из них — о художнике Зайнул Абедине.
Однажды воскресным утром мы посетили художника в его доме в Шантинагаре. Я ожидал, что увижу нечто вроде ателье, стены которого увешаны картинами художника. Но я ошибся, стены комнаты были уставлены полками с керамикой, фигурками, привезенными из Маймансингха, образцами вышивок и изображений на шелковых тканях и соломе. Абедин посадил нас на низкие соломенные стулья, угостил неизменным чаем, а когда узнал, что я интересуюсь маймансингхским фольклором, показал мне свою коллекцию. Это была лучшая коллекция фольклорных произведений, которую я когда-либо видел. Маймансингх — родина Абедина, и поэтому он старается сохранить все произведения быстро отмирающего устного народного творчества родного края. Он показал также, сопровождая это интересными объяснениями, грубо сделанные фигурки из красной жженой глины— женщину, несущую на голове корзину, полную рыбы, и мадонну, держащую ребенка в одной руке и пестик от ступки в другой. Очень интересны кантхи — типичные для Маймансингха расшитые куски ткани, своего рода иллюстрированные дневники бенгальских крестьянок. На них цветными нитками изображено все, что крестьянки видели, что составляло их жизнь — деревенский домик с бананами и пальмами, играющие дети, свадьба и похороны, лодка, плывущая по реке, велосипедист, поезд и автомобиль, мечеть и пахарь с плугом. Абедин свои кантхи собирал сам и поэтому может многое рассказать о женщинах, которые их вышивали.
И лишь после этого он показал мне несколько своих собственных произведений, извинившись за то, что самых лучших его работ сейчас в Дакке нет, потому что в эти дни проводилась его выставка в Вене. Но и то, что он мне показал, было достойно самой высокой оценки. Я увидел несколько работ из цикла «Бенгальский голод 1943 года», который прославил Абедина во всем мире. Во время этого страшного бедствия, когда в одной лишь Бенгалии умерло от голода свыше трех миллионов человек, Зайнул Абедин учился в Калькутте в Академии искусств.