Николай Константинович Михайловский
Два письма Н. К. Михайловского А. П. Чехову
Михайловский Николай Константинович (1842–1904) – публицист, социолог, литературный критик; теоретик народничества. В 1868–1884 годы Михайловский – сотрудник и член редакции «Отечественных записок»; после закрытия журнала работал в «Северном вестнике», «Русской мысли» и газете «Русские ведомости»; с 1894 года и до конца жизни возглавлял журнал «Русское богатство».
Знакомство с Чеховым состоялось в ту пору, когда Михайловский возглавлял редакцию журнала «Северный вестник», 3 декабря 1887 года Чехов писал родным из Петербурга: «Каждый день знакомлюсь. Вчера, например, с 10 1/2 часов утра до трех я сидел у Михайловского… в компании Глеба Успенского и Короленко: ели, пили и дружески болтали».
Известны 2 письма Михайловского (ЦГАЛИ), ответ Чехова не сохранился.
Первое письмо Михайловского представляет собою документ в своем роде замечательный. Оно написано человеком доктрины, но под влиянием стихийного, непосредственного чувства. Этот «полнейший диктатор» (по выражению А. Н. Плещеева), объединяющий в журнале писателей одного с ним народнического направления, потрясен сильнейшим эстетическим впечатлением, которое произвела на него чеховская «Степь».
Михайловский писал о Чехове много. В своей критике Чехова он последователен; Михайловский постоянно пишет об отсутствии у Чехова четкого миросозерцания, направляющей идеи, о равнодушии Чехова к изображаемому, истолковывая таким образом объективную манеру повествования. Широкую известность и влияние на современников приобрели такие его суждения, как «Чехову все едино – что человек, что его тень, что колокольчик, что самоубийца» (статья «Письма о разных разностях» – «Русские ведомости», 1890, № 104, 18 апреля; в сборниках и собрании сочинений Михайловского называется «Об отцах и детях и о г. Чехове»). Михайловский сравнивал чеховские произведения с бусами, прекрасно ограненными, но нанизанными на нитку совершенно механически. Статьи Михайловского о Чехове полны противоборствующих стремлений: Михайловский борется против чуждой ему художественной системы, борется за талант, пропадающий, как ему кажется, даром; борется он и с самим собой, вновь и вновь возвращаясь к художественному феномену, который против его воли оказывает столь сильное воздействие на него, и он сопротивляется этому.
Чехов считал, что Михайловский «талантлив и умен, хотя и скучноват» (письмо к А. Н. Плещееву от 15 сентября 1888 г.). Он относился со вниманием к замечаниям Михайловского, некоторые из них принимал. И хотя в целом система взглядов Михайловского была чужда Чехову, он неизменно признавал заслуги критика перед русской литературой, и, когда в 1901 году был поставлен вопрос о возможных кандидатах на вакансии почетных академиков, Чехов назвал в их числе Н. К. Михайловского.
15 февраля 1888 г. Петербург
88, II, 15. Петербург.
Антон Павлович,
Я сейчас дочитал корректуру Вашей «Степи», и хочется мне об ней сказать Вам несколько слов. Хотите обижайтесь, хотите сердитесь за это непрошеное письмо – мне все равно, потому что слишком я далек от мысли сделать Вам обиду. Читая «Степь», я все время думал, какой грех Вы совершали, разрываясь на клочки, и какой это будет уж совсем страшный, незамолимый грех; если Вы и теперь будете себя рвать. Читая, я точно видел силача, который идет по дороге, сам не зная куда и зачем, так, кости разминает, и, не сознавая своей огромной силы, просто не думая об ней, то росточек сорвет, то дерево с корнем вырвет, все с одинаковою легкостью и даже разницы между этими действиями не чувствует. Много Вам от бога дано, Антон Павлович, много и спросится. Сила – это само собой. Но сила бывает мрачная (Достоевский) и ясная (Толстой до своего повреждения). Ваша сила ясная, и в этой ясности ручательство, что злу она не послужит, не может послужить, за что бы Вы ни взялись, что бы ни задумали. Я был сначала поражен Вашей неиспорченностью, потому что не знаю школы хуже той, которую Вы проходили в «Новом времени», «Осколках» и проч. Потом понял, что иначе и не могло быть, – эта грязь не могла к Вам пристать. Школа, однако, сделала что могла – приучила Вас к обрывочности и к прогулке по дороге незнамо куда и незнамо зачем. Это пройдет, должно пройти, Вы будете не только не служить злу, а прямо служить добру. Само собой это выйдет, и тогда берусь Вам предсказать блестящую будущность. Но примите хоть к сведению совет человека, поседевшего на литературе, – не возвращайтесь ни на минуту на тот путь, с которого сошли, погибнете там. Не то чтобы Вы непременно писали большие вещи, пишите что хотите, пишите мелкие рассказы, но Вы не должны, не смеете быть дилетантом в литературе, Вы в нее должны душу положить.