Он еще ничего не знал, и увидев Фероля в весьма плачевном состоянии заботливо провел его в дом, где тот и рассказал ему наскоро выдуманную сказку о своей схватке с громадным зверем и сообщил, что отрубил волку лапу и может предъявить ее в качестве доказательства. И предъявил потрясенному Санрошу кисть его супруги, сам сделав при этом вид, что безмерно изумлен увиденным…
В результате чего несчастная искалеченная женщина попала под следствие и, оболгав себя под пытками, погибла на костре.
А этот негодяй Фероль дождался-таки кюре, повторил ему свою исповедь и получил отпущение грехов, после чего и умер с успокоенной совестью.
Я же, чтобы установить истину, написала в Овернь, наводя справки об этой истории, и прилагаю к своему письму список с ответа моей родственницы, госпожи К.
Вот так рождаются истории об оборотнях, преподобная матушка.
И сейчас, вспоминая слышанные мною истории, преподобная матушка, я думаю — чьи же преступления прикрывают эти такие невероятные на первый взгляд россказни.
А россказней этих развелось за последние сто лет, матушка.
Как мне не хватает наших пятничных вечеров, особенно сейчас, осенью, когда душу угнетают предчувствия стужи и долгих темных ночей. Надеюсь, мне все же удастся вырваться к вам на богомолье. А пока помолитесь за вашу преданную Софи-Аньез де Вильсавен.
Вместо постскриптума к письмам:
Мать Схоластика, прочитав письма, сложила их в особую шкатулку, куда складывала корреспонденцию, над которой следовало подумать, коротко помолилась святому Журдену, чтобы очистить помыслы, и проследовала через хозяйственный двор к дальнему флигелю, где располагался детский приют. Сюда принимали на воспитание только особых детей, которые чаще всего и сиротами не были, но которых нельзя было воспитывать вместе с обычными детьми. Их привозили озабоченные родственники, мучительно мялись, пытаясь объяснить трудности с ребенком, не говоря о самом ужасном. В родной деревне или городке таких детишек обычно ждала смерть, в приюте же святого Журдена их воспитывали на благо Святой Церкви и короля.
В закрытом саду, куда не допускались посторонние, в соломенном кресле под грушей сидела воспитательница, сестра Алинор, вязала чулок и снисходительно посматривала на ребячьи игры на лужайке. Трое самых младших воспитанников ловили бабочек, подростки постарше гоняли мяч.
— Пора заниматься арифметикой! — строго сказала мать Схоластика, направляясь в школьную комнату.
Детишки, весело помахивая хвостиками, побежали за ней.
Однако входить в класс в волчьем обличье не дозволялось.