— Эй, не трогый асла, вазму палка и пабью твая галава.
Вот тебе и хозяин! Какой-то цыган, появившись словно из-под земли, стоял у забора и угрожающе размахивал длинной суковатой палкой.
— Погоди, дядя Яшар, мы хотим его купить.
— Не дури мне башка, — ответил цыган. — Я не Яшар, я Тартату.
— Здравствуй, дядя Таратор,[1] — захихикал Минчо.
Цыган рассердился.
— Тартату, не таратор, балда такой! Давай атсюда, а то сейчас палка!
— Да правда же, дядя Тартату, мы хотим купить осла. Сколько просишь за него?
— Купить асла? А ну, матай атсуда! Нет у тибя монеты.
— А вот есть! — заявил Минчо. — Скажи, сколько за него хочешь?
— Зачем тебе асел, ты, жулик?
— В горы ходить, на экскурсию, дядя Тартату.
Цыган снял кепку и почесал в черном заросшем затылке. Ногти у него были длинные и загнутые, как когти у хищной птицы.
— Нет у тибя монеты. Моя асел — экстра асел. Тисача лева стόит.
— Как же, тысячу! Да ведь он хромает.
— Хромает? — деланно удивился цыган.
— Еще как хромает, — поддакнул я. К нашему счастью, в этот момент осел двинулся в дальний угол двора, густо заросший колючкой и бурьяном.
— А! — воскликнул цыган. — Ничево иму нет, все пройдет.
Минчо шепнул мне на ухо: «Он отдаст дешевле. Я умею торговаться». А громко сказал:
— Двести левов, если хочешь, плачу сразу! — Минчо бесстыдно похлопал себя по пустому карману.
— Дивести лева! — вскрикнул цыган. — Издеваешься, да? Думаишь, цыган дурак?
— Двести левов, и ни гроша больше! — важно отрезал Минчо, словно старый торговец.
Но цыган ничего не ответил, а побежал к ослу. Поглядев ему вслед, мы ахнули от неожиданности. Осел откопал в зарослях наши сумки и тыкал в них мордой. Мы побежали, но цыган нас опередил и ухватился за сумки обеими руками.
— Отдай, это наши! — завопил я и потянулся к сумкам, но Тартату только крепче стиснул их.
— Вирешь! Раз моя асел нашел, сумки моя.
Держит цыган сумки и не желает отдавать. Что делать? Тут мы в два голоса заревели:
— Дядя Тартату, отдай, с нас дома шкуру спустят.
Но он оказался упрямее своего осла: не желает отдавать, и всё тут. Решили мы отобрать сумки силой. Минчо подхватил палку, которую циган бросил, чтобы взять сумки, занес ее над головой цыгана и сказал серьезно, как взрослый:
— Эй, отдавай-ка сумки, не то голову разобью.
Тартату бросил сумки на землю, я подхватил их, и мы бросились бежать, только пятки засверкали.
Ничего не вышло из нашего похода на птичий рынок.
Но мы все-таки узнали, сколько может стоить один хромой осел: отец Минчо сказал, что не больше трехсот-четырехсот левов, да и то, если не только хромой, но и старый.
Однажды мы с Минчо сели и с точностью подсчитали, сколько нам понадобится денег. Вот что получилось:
Два пистолета по 80 левов =160 левов
Один хромой осел, скажем = 300 левов
На еду в пути = 100 левов
Или всего: 560 левов
Большая сумма для нас! Собрать 560, а лучше бы — 600 левов — не шуточное дело. Как раздобыть столько денег? В тайнике за домом у нас было всего-навсего двенадцать левов, а копили мы их целых два месяца. Так далеко не уедешь. Если мы за два месяца собрали 12 левов — те монетки, что иногда перепадали нам по воскресеньям, — то для того, чтобы накопить 600 левов, нам понадобится целых восемь лет или даже больше. К тому времени мы постареем и нам уже будет неинтересно бродить по свету. Придумать бы что-нибудь, чтобы поскорее раздобыть денег!
Однажды вечером, когда я уже собрался спать, раздался знакомый сигнал: короткий-длинный-короткий-длинный-короткий посвист. Я тихонько выбрался из дома. Минчо ждал меня на улице.
— Придумал! — возбужденно сказал он. — Будем ловить рыбу и продавать!
Прекрасная идея! Мы знали одно тайное место в старом порту — маленькую лагуну, кишащую бычками. Варит у Минчо котелок. Не случайно одно время он был атаманом нашей квартальной банды.
Через несколько дней начинались летние каникулы — целыми днями мы будем свободны. А может ли быть для рыбалки лучшее время, чем летние каникулы!
Как только нас распустили, мы начали старательно готовиться. Взяли из «сейфа» четыре лева (выхода не было!) и купили крючки. Я нашел дома крепкий шпагат, а Минчо ободрал хвост Червенко. Из конского волоса сделали поводки: к одному концу привязали крючки, а к другому — шпагат. Конский волос не скручивается, как нитки, а стоит в воде торчком. Так рыбе легче клевать.