Наконец, последний этап. Мы получили большую корзину провизии, где среди массы булок лежало несколько колец свежей колбасы. Пока мы с Бабешко поспешно разыскивали неизменную записку от Николая или Тараса, каши сокамерники овладели принесенными продуктами и с жадностью набросились на них. Вдруг лицо одного из них, — обратника Никитина — перекосилось отчаянной гримасой, и он стал свирепо отплевываться. В руках он держал кусок колбасы, который отломил от цельного конца и который начал, было, есть, ко зубы его натолкнулись не на мясо, а на что-то никогда им невиданное. Мы исследовали «колбасы». Оказывается, несколько кусков их были начинены динамитом. В корзинке они лежали среди других, настоящих колбас, ничем от них не отличаясь. Вот кусок такой динамитной колбасы и сунул себе в рот Никитин. К счастью, он только слегка пожевал ее, не успев ничего проглотить. Но действие этого жевания оказалось ужасным. Через десять минут Никитин испытывал страшные боли и треск в голове, его рвало и затем он в течение дня, как мертвый, пластом лежал на нарах.
Мы отделили динамитные колбасы от настоящих, и Бабешко занялся исследованием динамита. Он оказался каким-то особенным, не в обычных палочках, каким мы его знали у нас в России, а в состоянии массы, напоминающей серую зернистую икру. Бабешко это сильно озадачило: никогда он не видал такого динамита, хотя дело с ним ему приходилось иметь несколько раз и в разных местах России. Он взял кусочек динамита и попробовал его зажечь спичкой — не горит! Это очень плохой признак. Бабешко уверял, что всякий динамит непременно должен гореть. Раз динамит не горит, — значит он никуда не годен. Сильно это нас смутило и расстроило. Динамит был, очевидно, испорчен, недаром он имеет какой-то странный вид. Он скорее может нас подвести, чем сослужить службу.
Между тем, у всех нас, находившихся в камере, начало сильно ломить голову; пошли какие-то специфические боли с треском. Некоторые не могли стоять на ногах и прилегли на нары. Это динамит проявлял свое действие. Как быть? Схоронить-ли его и в случае нужды использовать в день побега, или же выбросить, как негодный? Бабешко настаивал на том, что динамит порченный, что он не даст взрыва в нужный момент и, следовательно, может только обмануть наши надежды на него. Решили выбросить его. Единственным местом для этого была тюремная уборная. Она имела крайне примитивное устройство: местом для нечистот служили две большие бочки, которые освобождались каждые три-четыре дня. Туда и был брошен динамит, тщательно завернутый в тряпки.
Того же дня и в следующие два, три мы наблюдали, как группы заключенных, приходивших в уборную из других камер, хватались на обратном пути за головы и жаловались на боли и треск в голове, на «угар». Ребята из нашей камеры, пережившие это и знавшие, в чем дело, от души хохотали.
О случае с динамитом мы сообщили через день-два нашим друзьям на волю, и они основательно побранили нас за совершенную нами глупость. Оказывается, переданный нам динамит был лучшего качества и имел огромную разрушительную силу. Он только на днях был привезен Федосеем Зубарем[1] из Швейцарии, был проверен и дал блестящие результаты. Он действительно не горел, но это была особенность динамита этого изготовления. Нам пришлось устыдиться своей оплошности.
Наконец, все приготовления к побегу закончены. Мы готовы. Слепцов назначил ночь побега. С вечера должны были выставить условленную лампу. Но после таинственного разговора с надзирателем. Слепцов отменил на этот раз побег: какие-то обстоятельства не позволили, по его словам, надзирателю быть на дежурстве в эту ночь. Пришлось поджидать более благоприятного момента.
И вот, в эти дни огромных усилий и напряженного ожидания, в один из вечеров, старший надзиратель объявил на вечерней поверке: «Слепцов, завтра в четыре часа утра на этап. Приготовь вещи». Для нас это был большой удар. Мы к Слепцову, — как же быть? Кто теперь будет продолжать дело? Необходимо, чтобы он свел нас с надзирателем. Слепцов нас успокоил. Во-первых, он постарается отстать от этапа: выпьет с вечера чашку табачного настоя, свалится с ног, его и оставят. Во-вторых, если это не удастся, — он все ведение дела передаст Никитину — «обратнику», сидевшему с нами и принимавшему участие в нашем заговоре. Ему же он передаст деньги и связь с нашим надзирателем. Слепцов с Никитиным долго после этого говорили у волчка с дежурным надзирателем. Положение, говорили они, не ухудшится, даже если Слепцов уйдет на этап. Но следует подождать утра, может быть, Слепцову удастся остаться еще на неделю здесь.
1
Федосей Зубарь — рабочий с поселка Амур, один из первых примкнул к анархическому кружку в Екатеринославе, созданному Рогдаевым. Был опытным и мужественным боевиком. Летом 1907 г., будучи окружен ротою солдат и стражников, оказал близ Екатеринослава упорное сопротивление, во время которого застрелился.