– Опаньки. Нашлась. Куда собралась, царская дочка?
– Я не… – мне хронически не хватало воздуха для полного вдоха. Развернулась и не сдержала нервного вскрика: – Я не Ангелина!
Передо мной стоял мужчина лет тридцати на вид, максимум. Светлоглазый, худощавый блондин, он улыбался, лишь слегка раздвинув уголки сомкнутых губ – в такой обстановке от его улыбки мороз по коже бежал. Таких, с высокими скулами и тяжелым взглядом исподлобья, сложно назвать красавцами на любой вкус, но определенно запоминающимися. Он, склонив голову к плечу, рассматривал меня с иронией. Я тоже спонтанно глянула вниз…
Я в пижаме Ангелины – изумительный шелк. Ни за что не надела бы ее пижаму, если бы у меня была возможность сгонять в съемную квартиру и прихватить свои вещи. Ангелина же только смеялась от подобных мелочей. Теперь попробуй объяснить, откуда на уборщице такая вещица. Кое-как вспомнила, что на носу и темные очки, стоимостью в целое состояние. Понятия не имею, зачем они там. Но выглядеть должно совершенно по-идиотски. И обесценивать все мои оправдания.
К светловолосому присоединился еще один – старше и в солидном деловом костюме, что бросалось в глаза по сравнению с обычной футболкой и джинсами первого. Смуглый шатен с заметной щетиной на тяжелом, почти квадратном подбородке. Грубости его лицо лишалось лишь за счет прямого, тонкого носа и мягкого изгиба рта. Породистый в каждой детали: от костюма с иголочки до белоснежной, очень широкой улыбки.
– Егор, – первый даже не обернулся, обратившись к подошедшему. – Кажется, я ее нашел.
– Не кажется, Дим, – отозвался шатен. – Камелин пылинки с нее сдувал, ни в одном таблоиде ее рожи не высветилось, но по описанию она. Ничего такая, хорошенькая. Я ее себе немного иначе представлял.
Они обсуждали меня – или Ангелину – так, будто на каком-нибудь пляже в перерыве между коктейлями. И Дима поддакнул:
– Угу. Выглядит съедобной. Хорошо, что не в папашу физиономией пошла. Ну, – это он уже ко мне, – чего трясешься? Идем, погостишь у доброго дяденьки Егора Саныча, которого обокрал твой родственник. Где твоя обувь? Не будешь сопротивляться – нос останется целым. Ничего такой нос, ты его береги.
Он сам схватил меня за руку и потащил, на стойке в прихожей подхватил первые попавшиеся кеды, по случайности именно мои. А второй мужчина – вероятно, его начальник и «добрый дяденька Егор Саныч» – смотрел на меня с брезгливой усмешкой. Старший и крикнул остальным своим людям, чтобы дальше не искали – они ничего не взяли из ценных вещей, даже не подошли к сейфу в гостиной, им нужна была только Ангелина.
Со мной не церемонились: грубо толкнули вперед, стянули руки веревкой за спиной, выкручивая до боли, на голову нацепили мешок. Темные очки полетели на пол и хрустнули под чьим-то ботинком. Меня потащили волоком. Я все еще пыталась сказать об ошибке, но среди шума на мой скулеж не обратили внимания, а потом меня швырнули в машину и зажали с двух сторон.
Это был как раз тот момент, когда я получила возможность высказаться и быть услышанной – и я промолчала. Вдруг со всей очевидностью дошло, что если они так обращаются с Ангелиной Камелиной, которая им нужна, например, для выкупа, то меня просто пристрелят, как ненужного свидетеля. Шансов выжить куда больше, если они будут считать меня хоть сколь-нибудь ценной персоной. Тогда пристрелят меня чуть позже, когда свяжутся с Виктором Петровичем и услышат его издевательский смех… Но позже – это намного лучше, чем прямо сейчас.
Глава 3
Не представляю Ангелину на моем месте. Если уж меня все шокировало до онемения рук и ног, то уж ей, вряд ли сталкивающейся даже с грубым или хамским отношением, наверное, вообще происходящее казалось бы невыносимым. Хотя о чем я? Невыносимым оно было и для меня.
Руки за спиной затекли и теперь отзывались ноющей болью, становящейся все сильнее от каждого нового движения. Мы ехали долго, и я не имела представления, в каком именно направлении. После остановки меня схватили за плечо клешнями и рванули наружу. Поддержали – но лишь для того, чтобы я не распласталась по земле, зато ухватили теперь за шкирку, чтобы не спотыкалась. И приговаривали, обозначая тем самым все отношение ко мне:
– Шагай, шагай давай, сука, – и через несколько шагов мужчина, торопящий меня, спросил у кого-то громче: – Дмитрий Владимирович, куда ее?